Опыты литературной инженерии. Книга 2

Опыты литературной инженерии. Книга 2

Александр Ильич Гофштейн

Библиотека классической и современной прозы

«Весь мир – это вечные качели… Я не в силах закрепить изображаемый мною предмет. Он бредет наугад и пошатываясь, хмельной от рождения, ибо таким он создан природою. Я беру его таким, каков он передо мной в то мгновение, когда занимает меня».

Мишель Де Монтень, «Опыты», 1580 год

Повторить «Опыты» Монтеня было бы величайшей нескромностью. Но спустя 431 год можно отчетливо услышать эхо его правоты, наблюдая сегодняшнюю жизнь не очень пристрастно, но с определенной долей юмора.

Таким образом, эту книгу и нужно рассматривать, как эхо – часто смешное и отчетливо звонкое.

Александр Гофштейн

Опыты литературной инженерии. Книга 2

© Александр Гофштейн, 2021

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2021

Кинжал деда

12 августа 1952 года мой дед Давид Наумович Гофштейн был расстрелян. Эту дату я узнал спустя пятьдесят восемь лет после приведения приговора в исполнение.

Нет, в общем год смерти деда мне был известен. То, что дед погиб в заключении – тоже. Но вот детали, существенные детали, которые родители тщательно скрывали от нас с братом, всплыли случайно, а не в результате наших стараний.

В сорок восьмом послевоенный Киев представлял собой гигантскую территорию кирпичных развалин. Крещатик лежал в классических «кинематографических» руинах, где бесконечными зубчатыми обломками застыли фасады, за которыми зияла пустота.

Мы жили на Ленина, 68, в так называемом «доме писателей», в квартире деда на первом этаже. Напротив нас, на углу, торчали останки трехэтажного дома, на низких подоконниках выгоревших окон которого часто сидели цыгане. Каких-то особых лишений в те годы я не испытывал, наверное, потому, что просто не понимал, что такое лишения. Есть, правда, постоянно хотелось, но это я тоже считал заурядным проявлением бытия. Люди, которые двигались перед раскрытым окном, тоже вроде бы ничего особенного собой не представляли.

Однажды к остановке, которая была хорошо видна из окна, снизу от Крещатика подъехал тесный довоенный троллейбус. Я хорошо видел, как в кабине водителя внезапно полыхнуло голубое пламя. Видимо, загорелся контроллер. Но реакция людей, которые толпились в салоне, оказалась для меня неожиданной и пугающей: вдребезги разлетелись стекла и сорвались с петель двери! Люди выпадали из окон прямо на асфальт, крича и давя друг друга.