Аномалия

Наша любительница снов отсутствовала во время этого разговора, вернее какая-то совсем малозначительная часть её, даже что-то отвечала, например, такое: «А мой дядя, когда уже совсем сделался дряхлым, и набрал приличное количество социальной желчи, начал ходить по аптекам, где с нескрываемым удовольствием и знанием дела изливал её на невозмутимых провизоров. Доводил их до слёз тем, что покупал копеечный товар, и тут же со скандалом пытался вернуть его обратно и забрать свои деньги». Амалия вскинула от негодования свои густо намазанные чёрной тушью ресницы, под вуалью сигаретного дыма и офисной прострации: «Вот троглодит! Это пострашнее будет, чем по году в туалете не бывать.

Хотя я и сама однажды в аптеке скандал учинила. Не могли мне таблеточки мои жёлтенькие найти. Представляешь, спрашивает меня как называются. Ну, ты тут в белом халате стоишь, ты и знать должна. Говорила же русским языком от живота. Принесла – таки потом. Всё они знают, только нервы покупателям треплют».

А другая часть Веры снова и снова проделывала путь по каменной тропинке в саду, полном радужных аберраций.

Вспомнились ей в цветных отголосках сна и бирюза озера вдалеке, тучка идеальной, почти рисованной формы, в синеве неба над стройными метёлками камышей, и даже светлый домик в зелени сада под черепичной крышей, отмеченный цепким краем глаза.

В курилку заглянул начальник отдела Фирс Альбертович: молчаливый и угрюмый, входящий животом в фазу полнолуния, вечно шмыгающий одной протекающей ноздрёй персонаж.

«Верочка, принесите мне четверговую сводку», – попросил он вежливо, апатично не направляя зрачок на того, кому предназначались слова, словно человек, безусловно, виноват в том, что он посещает это дымное место в рабочее время и смеет вот так вот запросто стоять тут, бессознательно улыбаться и рассказывать всякую чушь.

Потревоженная дверь протяжно проскулила ему вслед всеми своими несмазанными голосами. Амалия затушила недотянутый вялым огоньком и до середины «королевский» чинарик и сказала многозначительно вслед скрывшемуся за дверями выдержанному образу начальника: «Это последнее китайское, пошли на эстакаду».

Фирс Альбертович четыре раза в день запирался в своём кабинете, а когда сотрудники пытались к нему попасть, то думали, что он просто вышел куда-либо. Заходили чуть позже, опуская освободившуюся от замка ручку до упора и дверь, приветливо впускала просящего. Но начальник отдела не покидал свой кабинет.