Мертвое море

Месяц серебряным ухом в стойле небес прядет.

«Он не придет, – говорю я. – Он не придет».

Скверы, трамваи, бюсты, реклама вин.

Мы – словно две собаки. Холодно нам двоим.

«Он не придет», – хожу я и говорю,

не замечая, что дело движется к октябрю.

Стынет трубач в подъезде. Спит виолончелист.

Снова врастает в ветку желтый опавший лист.

Музыка заблудилась. Кто не придет? К кому?

Ум уже неподвластен собственному уму.

«Он не придет, – заклинаю. – Он не придет».

Кто-то шуршит над ухом, словно меня крадет.

Тени ворон. Аптека. Сходка ночных воров.

Лай поцелуев из проходных дворов.

«Вороватое небо крадется в закрытую дверь…»

* * *

Вороватое небо крадется в закрытую дверь,

то вселенским дождем, то дверною цепочкой звеня.

Бьется голубь в стекло. Неопознанный раненый зверь

причитает в ночи: «Это я, это я, это я».

Кто-то воет в окне. То ли пьяная баба с метлой,

то ли дождь затяжной, то ли свора бездомных дворняг.

Догорает осина.

И в дырявую дверь проникает внезапный сквозняк.

Что сказать тебе, друг, про бездомную жизнь сквозняка,

бесконечную жизнь, что сочится, не зная границ,

и внезапным ознобом доносит к тебе сквозь века

вереницу событий и тени исчезнувших лиц?

Я не помню событий. И лица почти не видны.

И билет на ковчег не оставил мне праведник Ной.

Лишь свирепые стрелы с давно позабытой войны

прошивают пространство и снова свистят надо мной.

Это голубь в окне. Это шелест тревожных шагов.

Догорает осина, и ржавые петли поют.

Это север во мне серебрится сияньем снегов

на таежных делянках. Но все-таки тянет на юг.

Там, где вязаный город клочками спадает со спиц

тополиных ветвей, и петляет в потемках река,

и растет виноград – там, наверное, мама не спит

и окно прикрывает, невольно страшась сквозняка.

Между нами стекло.

Электрический воздух дрожит,

распадаясь в ночи на молекулы воронья.

Догорает осина.

И все-таки хочется жить.

Что за голос в ночи?

Это я. Это я. Это я.

«Ни земли, ни плодов. Разбрелись шерстяные отары…»

«Праведники наследуют землю

и будут жить на ней вовек».

    Псалтирь 36,29

* * *

Ни земли, ни плодов. Разбрелись шерстяные отары.

Где верблюды и овцы, и женщины цвета песка?

Только дождь за окном, заколоченный пункт стеклотары,

перебранка котов да таинственный зов сквозняка.