Братья: от Сталинграда до Берлина. Книга первая

Товарища Тёму Севцова, по достижении восемнадцати лет, зачислить во Всесоюзную Коммунистическую Партию Большевиков.

Мужчина, улыбнулся, секунду помешкал, достал листок и все это записывал.

– Так точно, товарищ Сталин, записал, – сказал Молотов. – Распишитесь?

– Конечно.

Сталин подошел и расписался на бумаге. После чего повернулся и подошел ко мне.

– Ну, вот и все, Тёма Севцов. Будешь взрослым, придешь к нам, и станешь коммунистом, – сказал он, погладив меня по голове. – А теперь иди. Тебя, наверное, мама ждет.

Хоть мне и сказали потом соседи, что это все было наигранно, что Сталин подмигнул Молотову, и они разыграли сцену, над которой потом по-доброму шутили многие товарищи, но тогда мне все это казалось таким официальным и серьезным. Я запомнил этот момент на всю жизнь. Все ребятишки во дворе мне завидовали, а мама даже не ругалась за то, что я вырвался и побежал в неизвестном направлении. В ту же ночь я не мог уснуть. Я был горд тем, что лично Сталин записал меня в коммунисты, и я верил, что как только я стану взрослым, то буду зачислен в партию, которой я буду верен до конца своих дней.

Такое впечатление произвела на меня эта история.

До шестнадцати лет всю свою сознательную жизнь я хотел пойти в армию, служить, защищать нашу Родину, но мама исходила из других соображений. Она хотела, что бы я выучился на токаря и пошел работать на заводе в Сталинграде. Такое отношение было понятно, ведь если не считать трех моих братьев, которые живут где-то там, в других городах, я был у мамы единственный сын.

Конечно, отпускать сына в армию, не видеть его в течение длительного времени, тем более в неспокойное время, когда у многих еще не прошла боль Первой Мировой и Гражданской войны, не пожелает ни одна мать. Из-за такой несхожести взглядов я и не знал, что мне делать. Думал: поживем – увидим.

Так уж вышло, что мой шестнадцатый день рождения выпал в год моего выпуска. Я перестал быть похожим на себя. Из маленького, круглого, светловолосого мальчика, я вырос высоким, крупным, темноволосым парнем, с разноцветными глазами и густыми, волнистыми волосами.

Чем старше я становился, тем больше я конфликтовал с учителями, становился менее послушным, даже убрали с доски почета. Я, конечно, не прям уж ругался, просто оспаривал их слова и действия, за что нередко получал нагоняй, ибо даже такое не приветствовалось. Но самый громкий случай произошел в девятом классе. Учительница по истории была дворянского рода.