Моя любимая еврейка

Выехали мы до зари. Самбайские луга, знаменитые своими густыми травами, растянулись от Карасу до близких холмов. «Ласточка» легко трусила, не чувствуя тарантас на резиновом ходу. От близкой реки несло сыростью. Сон мой как рукой сняло. Светало. Далеко за нашими спинами, за очертаниями Карагаша вставало солнце. И тотчас же земля ожила, заголосила, брызнула красками. Отец, спрыгнув с облучка, взял лошадь под уздцы.

– Они там, и Сапар с ними, – говорил он на ходу. – Они там, ты слышишь?

Завиднелись косцы.

Шли они ровно, друг за дружкой, растянувшись от реки до холмов. Косцы кто в рубашке, а кто и при голом торсе без устали махали косами. Отец сразу узнал Сеита, старика, на шее которого болтался кисет с махоркой. Он косил легко, несмотря на годы, играючи. Так воруют отвечал он на вопросы почему кисет болтается на его шее. И пусть смеются, а так-то оно надежнее. Асылхан, только справивший свадьбу с телятницей Айман, ловко обходил кочки, берег косу. Айман с ямочками на пухлых щечках была девушка славная, старательная. Отец часто похваливал ее. Будет фермой заведовать, говорил он. Асылхан не сгибался, а шел ровно держа спину. И потому как косили мужики, оставляя за собой преющий дух зелени, было видно, что они торопятся перебраться к лугам на «Екиуй», где травы были гуще и выше. Косцы, перекинув косы на плечи, стали собираться к Сеиту. Старик, поздоровавшись с отцом, разложил на траве платок со снедью. «Что бог послал, – говорил он, – что бог послал». Мужики, возбужденные работой, духом состязания, похвалялись, кто и сколько скосил. Посмеивались над теми, кто вонзил косу в кочку и чертыхался на месте. Затем, рассевшись в круг, стали есть. Ели все с удовольствием. Отламывая куски хлеба, передавали друг другу и пускали по кругу большой алюминиевый бидон с кумысом. Перебродил, шутили мужики, вот-вот в башку даст. И коси потом кругом. Когда же Асылхан выложил на газету с десяток вареных яиц, косцы стали двусмысленно улыбаться. «Гляньте мужики, да впрямь как у нашего Сеита, только вареные»! От смущения бедняга Сеит быстро заморгал глазами, не зная то ли смеяться, то ли материть мужиков. Мужики хохотали до колик в животе. Отец, сделав знак Сапару, встал.

– Да перестаньте вы, – оборвал смех Сапар, – Нашли над кем гоготать! Ну-ка, бойцы, встали! Пошли косить!

Усевшись на перевернутые ведра, они стали о чем то оживленно говорить. Говорил больше Сапар, выкуривая одну папиросу за другой. Отец же записывал за ним в тетрадку.