Эффект прерванного счастья

Он мне часто снился, и даже во сне я с ним только ругался, но, в отличие от него, за свои поступки я хотел отвечать сам. Все кругом только и делали, что рассказывали о жестокости своих отцов и о том, как они их простили. Я рассказывать ничего не хотел, но простить, наверно, стоило. У нас на роду было написано: «гореть от водки», и только единицы аккуратно тлели на ветках семейного древа. Я не пил даже пиво уже целую вечность. Не то чтобы я боялся сорваться, уйти в запой и повторить судьбу предков, мне просто не нравилось состояние организма на следующий день, по-моему, я даже никогда не пил два дня подряд. Мне больше нравилось ощущать себя полным энергии и полностью здоровым, быть всегда готовым к бою, хоть я и обычно просто валялся на диване после рабочего дня. Поэтому я терпеть не мог выходные и праздники. Безделье и лень вступали в химическую реакцию с моей гиперактивностью, и, если я не нашел чем себя занять в такой день, то к вечеру ненависть к самому себе прожигала в моем мозгу воронку диаметром с грейпфрут. Но ни воронка, ни полное изнеможение ещё не гарантировали мне глубокий и здоровый сон. С облегчением вспомнив, что сегодня понедельник, я поднял ноги к потолку и стряхнул с себя одеяло.

У подъезда меня ждала машина. Нижняя часть этого старенького седана была покрыта двухсантиметровым слоем грязи, всё остальное было покрыто слоем грязи поменьше. Какого цвета была машина, сложно сказать, я и в марке-то не до конца был уверен. Кажется, на руле я видел надпись «Nissan», но не удивился бы, что ни надпись не имеет никакого отношения к происхождению автомобиля, ни руль. По ощущениям, это был наш бензиновый соотечественник. Внутри меня ждал полудремавший коллега, который лениво открыл глаза в такт моему хлопку дверью.

– Привет, – на выдохе выронил я и приковал себя ремнем безопасности к пассажирскому сидению.

– Ага, – зевком ответил мой сосед и повернул ключ зажигания.

Виктор Александрович – в день знакомства он обязал меня обращаться к нему «Витя», но в первое время я всё-таки использовал более официальное обращение. Дело было даже не в неловкости самого общения с человеком, который старше тебя на два десятка лет, а в уважении к человеку. Возможно, Виктор Александрович за свою жизнь и не сделал ничего такого, за что им можно было бы восхищаться, но повода его не уважать я не видел. Меня слегка настораживала та лёгкость, с которой он принимал незнакомого человека.