День девятый

Еще немного – и материнское облако смерча стало затягивать небо, которое темнело, менялось, искрило и приобретало цвет ртути.

Путники, подхваченные нарастающим ветром, сбились с пути.

Они утратили надежду найти выход из этих внезапно возникших лабиринтов, где теперь не было ни солнца, ни света, но вдруг…

Там, вдалеке, еще возможна жизнь!

Погибающие путники ощутили это инстинктивно. В содрогающемся пространстве они еще пытались двигаться вперед, заметив углубление в отвесной скале.

Одним удалось подняться.

Другие, смирясь, низверглись. Но вот новый порыв ветра, и, опережая друг друга, путники бросились к входу. Один из них проник внутрь. Освобожденная вода лопнувшего смерча увлекла за собой деревья и камни, и не успевшие спастись стали частью потока. А тот, кому повезло, пересек линию входа, как порог дома, в надежде на милосердие хозяев.

Путник был слишком напуган, он еще чувствовал холод смерти. И хотя она больше не дышала в спину, насыщенная его погибшими собратьями, он был осторожен и недоверчив.

Своды пещеры излучали покой.

Путник еще прислушивался, медленно двигаясь в глубину, где таился крошечный грот. Голос ручья поманил, и путник устремился к нему как к новой жизни.

Сокровенное пещеры окружило, обнадеживая и подбадривая. Путник осознал встречу и, потрясенный, замер. Это место принадлежало ему, он видел его в своих снах, грезил о нем, не чая реальной встречи.

Он примкнул к роднику и познал его вкус. В следующее мгновение он расслабился, прислонясь к стене своего нового вместилища, и слился с его первоосновой.

Пещера хранила себя для стремительного и отважного, для самого сильного и жизнестойкого. Только такой мог быть достойным ее сокровищ.

Она дождалась своего победителя, и великая мистерия началась.

Сонечка

Сонечка так и не вспомнила, где бабушка познакомилась с этой странной семьей. Две девочки-погодки лет десяти-одиннадцати, а Соне тогда было восемь. Мать сестричек показалась всклокоченной, отец – пьяным. Сонина бабушка – брезглива.

Всегда нарядная, причесанная, яркая, пышнотелая, но в походке легкая, она даже на бульварах подстилала салфетку, прежде чем сесть на лавочку, а в этом доме стоял плохой запах. Соня лучше других знала, что бабушка никогда бы не пошла в гости к кому попало. Как ее угораздило явиться в этот обшарпанный дом, непонятно. Конечно, Соня ничего такого думать не могла, потому что ей всегда говорили, что думать она не умеет. Но это то, что она чувствовала. И что запоминала.