Русская готика

И отец умер не потому, что Олегу так захотелось, – все было по-другому, нет тут никакого самообмана…

Он вышел из спальни, выпил на кухне большую металлическую кружку кваса. Вернулся, чтобы надеть штаны и найти тапочки. Не забыл сигареты. Олег любил одиночество, но сейчас ему было страшно одному.

Если бессонница не отступит, в следующую ночь он попросит помощи у тети Ирины. Олег называл так женщину, которая жила по соседству, считая, что во многом они с его матерью похожи. В чем? Наверное, такой мать могла быть в пятьдесят семь – столько исполнилось Ирине Михайловне Шведовой в мае.

Мать Олега умерла два года тому назад; ему сообщили о ее смерти, но на похороны он не поехал. Когда-то Олег хорошо запомнил, как мать радовалась смерти отца, и решил, что никогда не увидит ее мертвой, – он не будет радоваться, но и проводить в последний путь не сможет.

Тетя Ирина была другой женщиной. Может быть, Олег видел в ней то, чего не нашел в матери. Это объяснение он не находил удовлетворительным. Оно было глупым.

Тетю Ирину он просто любил. Живи Олег рядом с матерью, он бы обратил эту сыновью любовь на нее, но обстоятельства складывались не в пользу их обоих.

Мать умерла от сердечного приступа на огороде, когда копала картошку. Было жарко. Ее убили кровь и изношенный организм. А может, что-то, чего Олег не знал. Письмо о ее смерти принесла тетя Ирина – вот такое стечение обстоятельств. Олег сел на тумбочку в кухне дома, где еще не до конца освоился, и стал плакать. Шведова гладила его по бритой голове.

И молчала. Раздумывала, стоит ей перенимать эстафету или нет. Тетя Ирина знала о его привязанности, женщине известно о таких вещах без подсказки.

В конце концов она сама этого захотела. Их дома стояли недалеко рядом, и Олег часто захаживал к тете Ирине послушать ее мягкий северно-русский говор. Даже ему, деревенскому мальчику, он был в новинку, к нему нельзя было привыкнуть. Тетя Ирина говорила словно пела. От нее Олег узнал о том месте, в котором поселился (вероятно, навсегда) и которое ему нравилось своей уединенностью.

Тишиной. Кости беспокоили его и здесь, но к ним в этой обстановке Олег относился более терпимо.

когда они шуршат, это звук невозможно спутать ни с чем другим; ни с галькой на озерном берегу, ни с пересыпаемым песком; они говорят не голосами, а мыслями, они научились это делать за миллионы лет… подчас это невыносимо

Ветер замер на несколько мгновений. Олег вышел на крыльцо. Курить на воздухе совсем другое дело.