Осеннее стекло

Я это признаю и принимаю:

во сне иду к тебе – иду домой.

Но ты былин мне больше не тверди,

а лучше расскажи, как с нами будет.

Что за дороги ждут, какие люди?

Я сам не вижу жизни впереди.

А вдруг любовь – лишь грёза и не боле?

Тогда меня одна терзает мысль:

нет в этом смысла, если только в боли

не заключён какой-то тайный смысл.

Тебе, кудрявая

(сентиментальный текст)

Над экстерьером удивительным твоим

трудились лучшие дизайнеры вселенной.

Похоже, было нелегко крылатым им

из подходящего ребра, прибрежной пены,

из тьмы и хаоса субатомных частей

отфильтровать, скомпоновать, сложить в цепочки

от гуттаперчевых, затейливых кудрей —

всё, до капризных ног и стройных локоточков.

И отразить в глазах загадочность глубин

межгалактических пространств и вод придонных

всех океанов и морей; прозрачность льдин

пустынь арктических и блеск светил бессонных.

Так изловчиться, чтобы в голосе твоём

небесных сфер анданте вечное звучало,

шумел бы ветер лёгкий призрачным крылом,

напев волны речной брал тихое начало.

И еле шлёпнув по волшебной красоте,

в тебе затеплить искру жизненного цикла,

чтоб ты, лучом сверкнув в чернильной высоте,

в подлунный мир звездой упавшею проникла.

Вдогон тебе, сквозь пустоту, из ничего,

из непонятного, таинственного «свыше»

два зыбких шёпота в ночи: «Найди его»,

тебя настигли слабым эхом, еле слышным.

И вот, идёшь, послушна слову и судьбе,

сквозь свет и время, не деля свой цикл на части,

простым путём, без околичностей – к себе,

чтобы «найти его» – своё простое счастье.

Поймай жука!

«…жука!» – ты мне кричала. И на месте

потешно прыгая, смеялась: «Ну поймай!»

А я не в силах был тогда, с тобою вместе,

не рассмеяться.

ских первенцев тепла роились стаи

над клейкой свежестью берёзовых вершин.

Но не жуки, казалось издали, летают,

а кроны гулко выдыхают из глубин —

чуть вьюжным эхом, охристым туманом —

перерождённой новизны обертона.

И вороные кудри, беспрестанно,

всё вздрагивали в такт.