Генеральша

Как в детстве, когда мальчишки устроили обструкцию, когда не хотели принимать в пионеры из-за отца. И ещё Иван Никитич. В столовой он выпил, а когда ложились спать, стал домогаться. Меньше всего сейчас хотелось его ласк и поцелуев. Катя расплакалась. Хотелось убежать, куда глаза глядят. Любовный порыв Галеева угас, он молча, с угрюмым видом разделся и лёг спать.

Под утро она уснула, успокоив себя, что всё-таки она в Москве, всё ещё наладится, как-то обустроится. Она замужем, как говорила мать, «за каменной стеной».

Всё будет хорошо.

Она проснулась от ощущения, что Иван Никитич залез к ней под ночную рубашку и крепко схватил за ягодицу. Катя встрепенулась, вскрикнула, хотела вскочить, но Галеев с силой откинул её опять на подушку.

– Ну что ты, как целка, будто в первый раз!

Взгляд был суровым, нетерпящим возражений. Катя прерывисто вздохнула, повернула голову к стене, выражая повиновение. Галеев навалился сверху и вошёл в неё. Катя сильно зажмурилась, словно от боли. Хоть больно и не было, но память того первого раза остро засела в голове, не позволяя расслабится до самого конца.

И уговаривала себя, что это необходимая часть супружеской жизни, но не могла себя превозмочь. Супруг, недолго поскрипев кроватью, свалился на бок.

– Тебе что, так противно?

– Нет… просто больно, – соврала Катя, выдохнув с облегчением, поняв, что экзекуция закончилась.

Галеев недоверчиво посмотрел на неё, встал, закурил.

– Правда, Иван Никитич, все эти переезды… так меня измучили… Не могу расслабится, – попыталась она оправдаться.

Галеев пристально посмотрел на жену. Щеки Кати предательски горели.

– Ладно, давай мужа собирай.

Катя быстро встала, застелила постель, наспех заплела волосы в толстую косу и стала ждать указаний Галеева. Почему-то быстрей хотелось остаться одной, не чувствовать на себе его взгляд, быть собой и не стараться «соответствовать».

– Сапоги начисть, – Галеев брился, вытянув подбородок, срезая пену опасной бритвой.

Катерина с готовностью бросилась в угол, где стояли сапоги.

Они отливали лаковым блеском, словно уже кем-то начищенные. Она надела один сапог на руку и покрутила перед глазами.

– Иван Никитич! А они и так начищены…

Катя поднесла сапог и показала супругу. Галеев посмотрел на сапог, затем на Катю.

– Начищен, это когда отражение своё в нём увидишь, понимаешь? – Галеев налил в горсть «Шипр» и стал лупить себя ладонью по щекам, вбивая в лицо одеколон.

Катя опустила глаза и отошла назад в угол.