Тайна поместья Горсторп

Груды книг по медицине, разбросанные по столу кости, муляжи и анатомические таблицы объясняли, что именно и в каком объеме изучал Смит, а висевшие над каминной полкой учебные рапиры и боксерские перчатки намекали на способ, посредством которого Смит с помощью Хасти мог наиболее эффективно тут же, на месте, заниматься спортом. Они были большими друзьями, настолько большими, что теперь сидели, погрузившись в то блаженное молчание, которое знаменует вершину истинной дружбы.

– Налей себе виски, – сказал, наконец, попыхивая трубкой, Аберкромб Смит.

 – Шотландское – в графине, а в бутыли – ирландское.

– Нет, благодарю. Я участвую в гонках. А когда тренируюсь, не пью. А ты?

– День и ночь занимаюсь. Пожалуй, обойдемся без виски.

Хасти кивнул, и оба умиротворенно умолкли.

– Кстати, Смит, – заговорил вскоре Хасти, – ты уже познакомился со своими соседями?

– При встрече киваем друг другу. И только.

– Хм. По-моему, лучше этим и ограничиться. Мне кое-что известно про них обоих.

Не много, но и этого довольно. На твоем месте я бы не стал с ними близко сходиться. Правда, о Монкхаузе Ли ничего дурного сказать нельзя.

– Ты имеешь в виду худого?

– Именно. Он вполне джентльмен и человек порядочный. Но, познакомившись с ним, ты неизбежно познакомишься и с Беллингемом.

– Ты имеешь в виду толстяка?

– Да, его. А с таким субъектом я бы не стал знакомиться.

Аберкромб Смит удивленно поднял брови и посмотрел на друга.

– А что такое? – спросил он. – Пьет? Картежник? Наглец? Ты обычно не слишком придирчив.

– Сразу видно, что ты с ним незнаком, не то бы не спрашивал. Есть в нем что-то гнусное, змеиное. Я его не выношу. По-моему, он предается тайным порокам – зловещий человек. Хотя совсем не глуп. Говорят, в своей области он не имеет равных – такого знатока еще не бывало в колледже.

– Медицина или классическая филология?

– Восточные языки. Тут он сущий дьявол. Чиллингворт как-то встретил его на Ниле, у вторых порогов, и Беллингем болтал с арабами так, словно родился среди них и вырос.

С коптами он говорил по-коптски, с евреями – по-древнееврейски, с бедуинами – по-арабски, и они были готовы целовать край его плаща. Там еще не перевелись старики отшельники: сидят себе на скалах и терпеть не могут чужеземцев, – но, едва завидев Беллингема – он и двух слов сказать не успел, – сразу же начинали ползать на брюхе.