Цена жизни

Карл запер нас в подвале своего дома и велел сидеть тихо. А уж если услышим голоса, и вовсе не дышать. Мы пытались расспросить маму, но она отворачивалась, пряча слёзы, и говорила:

– Так надо.

Попервой Карл приходил каждую ночь, перетаскивая из нашей кладовки продукты туда, где мы прятались. Чем быстрее росло количество припасов, тем понятнее становилось, что сидеть нам долго. А из тихих разговоров взрослых мы поняли – немцы в городе лютуют: облавы на партизан, подпольщиков, евреев; пытки, расстрелы, комендантский час.

Лёва каждый день заводил брегет, папин подарок, и оставлял зарубки на полке, чтобы не потерять счёт времени и всё твердил о том, что пойдёт в город, осмотреться. Мама плакала, просила не рисковать. Брат дулся, но не перечил. Вскоре ночи стали холодными. По Лёвиному календарю значилось конец октября. Впереди была зима и неизвестность: страшная, пробирающая насквозь, хуже лютого холода.

Карл появлялся всё реже. Иногда не видели его по несколько дней. Экономили продукты, воду, керосин.

Зато мы отчётливо слышали, как кто-то ходил в нашем доме. Знакомый скрип половицы на кухне, по вечерам музыка из патефона – там кто-то жил. Всякий раз, слыша эти звуки, мы замирали, боясь пошевелиться, страшась, вдруг найдут.

То, что наступила зима, мы узнали по пронизывающему до костей холоду. Чем топить подвал? Лютого мороза не было, но мы мёрзли. Согревались, как могли, а в душе мечтали о жарко натопленной печке.

Однажды, Карл разбудил нас среди ночи и велел Лёве идти с ним. Их не было около часа, а потом нам на голову посыпались тёплые вещи и тюки с соломой.

– Откуда это? – спросила я.

Мама зыркнула на меня и велела молчать.

В ту ночь спать было намного теплее. Проснулась я от странного чувства. Сверху, где ляда, пробивалась узкая полоска света. Я разбудила маму, и тут обнаружилось, что Лёвы… нет. Над нами кто-то ходил, слышалась немецкая речь. Сердце в пятки ушло от страха. Я прижалась к маме, а она, казалось, и вовсе не дышала. Топот сапог. Хлопнули двери. И всё смолкло.

Какое-то время было тихо, а потом ляда с глухим стуком закрылась. Мы отчётливо слышали лязг щеколды. Два дня просидели в неизвестности и переживаниях. О самом страшном даже думать не могли. А потом явился Карл. Принёс еды, свежей воды, немного керосина. Он молчал. И мы тоже. Лишь когда собрался наверх, мама спросила:

– Ты знаешь где… Лёва?

Карл замер на лестнице, медленно оглянулся и тихо сказал:

– Он не вернётся.

И ушёл. Больше мы его не видели.