Городище

* * *

Двадцать семь лет назад он, 35-летний, такой же высокий и широкий, но поуже в талии, тоже шёл по московским переулкам, которые той ночью были особенно душны. Непокорные длинные волосы, перехваченные на макушке шнурком, чтобы не липли от пота к лицу, придавали ему вид борца сумо. Глаза человека были плотно закрыты, правая рука выброшена вперёд, а большая ладонь вращалась, словно локатор. Не смотря на плотно сомкнутые веки, он шёл уверенно и быстро. Метод ходьбы «вслепую» он вырабатывал два года, чтобы «неотменимая модальность зримого» не мешала его внутреннему сосредоточению.

«Сумоист» остановился, открыл глаза и внимательно посмотрел по сторонам. Затем достал из большой сумки, переброшенной через плечо, баллончик с краской и сделал на стене здания витиеватый знак, смысл которого не вскрыл бы самый дотошный криптоаналитик. Отметив что-то в блокноте, он снова сомкнул веки и двинулся дальше.

Когда богатырь вышел на Красную площадь, ладонь его увеличила скорость вращения, напоминая пропеллер, а тело стало метаться то влево, то вправо.

Мужчина остановился и открыл глаза. Увидев впереди мавзолей Ленина, он извлёк из сумки связку чеснока и помахал ей, словно кадилом, в сторону монументального сооружения.

– Сгинь, нечистая! – пролетел его бас по пустынной площади.

Полная Луна к тому времени заметно побледнела, и на улице начинало светать. Человек, взяв от Кремля в сторону, снова вытащил баллончик и намеревался уже пометить очередное здание, но вдруг увидел на стене свой собственный криптологический знак.

Он не смог сдержать радости и искренне загоготал, отчего с ближайших деревьев слетели вороны. Толстяк достал карту центра Москвы и, крякнув от удовольствия, заключил с помощью маркера несколько кварталов города в круг. На карте было несколько окружностей большего диаметра, которые по мере исследования сужались. Как по годовым кольцам на пне можно определить возраст дерева, так по его кругам на карте можно догадаться, что потратил он на это дело немало времени.

На улице совсем рассвело. Зачирикали воробьи. Послышалось шарканье дворницких мётел об асфальт. Почти все окна одного старинного жилого дома были открыты. Из одного окна слышался тихий ропот любовных игр, из другого грубый храп, из третьего окна шла благодать абсолютной тишины. За ним почивала, уставшая от недельной кутерьмы молодая начальница ЖЭКа Любовь Семёновна Пустырёва.