Самурай

Да и природа не обделила его ни умом, ни здоровьем. Зимой не знал Толька ни рукавиц, ни шарфов тем более. Ходил по деревне вечно распахнутый, в расстёгнутой до пупа рубахе. Борол любого, кто попадался под руку, и мог вломиться в какой угодно дом незваным гостем. За пышущую здоровьем круглую морду прозвали Тольку «Тыквой».

Таким же весёлым был и отец его, Игнатий Иванович, любивший погонять на своём «Запорожце» наперегонки со своим старшим братом Павлом Ивановичем, предпочитавшим в любое время года мотоцикл.

На причуды стариков Толька внимания не обращал и в дела их не лез.

В тот день он, как обычно, сидел дома, ковырялся в старенькой гармошке, латая её боевые раны, и краем глаза смотрел, что делается за окном. Он и ухом не повёл, когда у калитки остановился «Уазик», поскольку знал все машины в районе на перечёт. Поэтому, когда в дверь постучали, он даже не встал с табуретки.

– Принимай гостей, Анатолий Игнатич. Чего сидишь? – голос гостя был мягким и доверительным.

– А я тебя в гости не звал, – пробурчал Толька, не отрываясь от своего важного дела.

Маленькие хромированные гвоздики то и дело выскальзывали из толстенных пальцев и никак не хотели лезть в свои места. Толька их ругал почём зря, сопел, но не сдавался. Было видно, что дело это он знал хорошо и любил. Вколотив последний гвоздь в деревянный кожух хромки, он наконец-то оторвался от работы и вопрошающе посмотрел на гостя. Сергей Мандрусов, так звали районного охотоведа, растерялся, не зная, куда деть свои жилистые руки, и только покачал головой.  – Ты бы зад-то от табуретки оторвал, гармонист. Выйдем, что ли. Разговор к тебе имеется.

Говорил Сергей таким же манером, как и все столбовские, громко и как будто вопрошая. Вместе с этим, речь его была лишена заискивания и каких бы то ни было условностей и всегда располагала к общению. Родом Сергей был из Забайкалья, а значит, имел такие же гуранские корни, как и Толька.

Иногда путая обычные слова с матерными, а зачастую обходясь одним лишь матом, столбовчане могли огорошить любого, кто был незнаком с этой традицией, и никогда не лезли в карман за крепкими выражениями.

От этого речь их окрашивалась в самые разные оттенки и всегда резала уши чужакам.

– Не хочу с вами никаких разговоров иметь, – хамовито заявил Толька, устраивая на коленках своё детище,– у меня своя работа стоит. Не о чём говорить мне с вами, сопли по столу развозить. Сначала верните мне моё ружо. Тада и поговорим.