Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга третья

А вот насчет стариков, разбавляющих истину ложью… Не ко всем это относится.

    Да уж, это точно…

Я о тех, кто достиг того возраста, когда лгать становится трудно. Словно оскверняешь рот. Ну, если только самую малость прихвастнуть…

    Покажи мне меру своей малости.

Хорошо, что овцы окотились.

Да не бойся, правда, не бойся. Жил, не жил…

Сбил с мысли. О чем это я? Да… А что до женщин… Они живут в узком круге ограничений, половина которых – от природы, но только половина. Остальное навязали им мы.

 Да…

Налью. Этот овечий сыр! От него ну просто пожар во рту.

    И что?

Кха! Кху! Ху!

Уф…

Ничего. Наш круг больше, но мы знаем, что это тоже круг, круг ограничений. Но они, выйдя из своего круга и попав в наш, этого не знают. Они не знают границ этого круга. Поэтому женщина способна превзойти мужчину – как в доблести, так и в низости.

    Он уже рядом, а ты рассуждаешь!

Человек – радость. Незнакомый человек…

Человек, я говорю, – радость, а незнакомый человек – радость вдвойне.

Мир тебе, добрый чужеземец, и пусть солнце одинаково освещает и твою голову, и мою лысину, и эти камни, и этих овец. Они окотились, и это хорошо, потому что я могу позволить себе радость выбрать для гостя самого аппетитного ягненка. А еще кувшин с молодым вином, а еще овечий сыр, пахучий, как подмышка разгоряченной любовью женщины, а еще студеная вода из родника. Ну, если этого мало, я добавлю это солнце. Бери. Дарю. Оно твое. Ха! Кха! Кху! Ху!

Уф…

Скажи, скажи.

    Скажи!

    Скажи же.

Это была шутка.

Прости выжившего из ума старика, у которого одна радость – потрепать языком с незнакомым человеком,

    вот то-то и оно

хотя бредни его сродни журчанию родника: его не слышишь, пока не одолеет жажда.

Однако слова словами, а дело делом. Идем к отаре. Выбирай. Смотри, вот они все перед тобой. Разные. Черненькие, беленькие, пестрые. А нрав? Э! Задира и тихоня, егоза и сидень, и разве скажешь, что от одной матки? Как люди, что ты! Двух одинаковых не найдешь, да.

Этот? Ну и славно. Гони сюда. Гони, гони, так, хорошо. Ведь вся штука в том – кха! Кху! – что на вкус они все одинаковы, верно говорю. Здесь, у ручья. Подержать надо будет. От человека все зависит. Ноги, ноги. Возьми ты и дай двум людям по половинке. И что? Держи, говорю. Это мой добрый нож. Перед ним все равны, и черненькие, и беленькие. Кха. И что, говорю? Один тебя углем насытит, а второго возблагодаришь за царское угощение.