Стиходворения

Потому ли Радищев и Герцен

у Варваринской медлили тракт,

что услышан был «Колокол» сердцем

и прочитан дорожный трактат?

А мятежный шаляпинский гений,

оживляя церковный хорал,

не во время ли тех песнопений

столь великой судьбой захворал?

Не затем ли крещён Заболоцкий

в этих стенах – чтоб бунта чтецы

троекратно и многоголосо

освятили в купели «Столбцы»?..

5-Я ГОРБОЛЬНИЦА

Ангел явится – и вдруг начнёшь креститься,

да шарахнешься с насиженного рая

в неврологию, где пухлая сестрица

за кроссвордом и печеньем умирает.

То ли топот по линолеуму слышен,

что, как инсульт, пробивает черепушку,

то ли в междупозвонковой давней грыже

заходили с визгом диски у старушки?

Этим утром бродит солнце по палатам

и на лазер просыпающихся удит.

Расщепляет массажист тебя на атом,

и капелью острой капельница будит.

Оборону держит строго старый замок,

и моргают занавесками бойницы…

Внеурочный посетитель – полустанок –

разгоняет поездами боль больницы.

КАЗАНЬ: УНИВЕРСИАДА 2013

Кровить ещё июльскому деньку

до полной анемии дю Солея

и неба серебристую деньгу

ссыпать на переходе у аллеи.

А мне теперь выдёргивать билет

на зрелище совсем иного толка –

смотреть, как распоясался атлет,

в одну ладошку хлопать да и только.

Брести, где колченогая игра

восстала с разлинованного пола:

на Спартаковской холл к себе прибрал

зеркальные осколки баскетбола.

А на Манеже, цифрами кружа,

развеян том судейских протоколов.

Мне от рапиры бешеной бежать,

но сорок пять поймать в живот уколов.

И напоследок праздновать улов,

увидев, как на потном пьедестале

покатятся к подножию голов

налившиеся золотом медали.

СТАРАЯ КАЗАНЬ

По ветхим улочкам Казани,

смиренно дышащим на ладан,

иду с умершими друзьями –

а что ещё от жизни надо?

И будто горние берёзы

мне путь неспешный проясняют,

они, от старости белёсы,

всё понимают и… сияют.

А день окуривает дымкой

избушки курьи нежилые,

над тучей солнце невидимкой

им греет кости пожилые.

Шагаю мимо палисадов

по деревянному кочевью –

не заскрипят уже надсадно

полуистлевшие качели.

Не защебечут больше ставни,

приветствуя моё наличье,

и лишь в любезностях усталых

резной рассыплется наличник.