Воспоминание

Я не мог боле на всё это смотреть, мои глаза устали от всего этого, неужели, когда-нибудь, таким зверем стану и я? Уткнувшись головой в грудь Волка я закрыл глаза. Через мгновенье в лес снова вернулась та первозданная тишина, слышался разговор братков, звук открываемых бутылок. Мне хотелось открыть глаза, но страх, боязнь увидеть страшную картину, не давал сил мне это сделать. Вдруг меня кто-то позвал:

– Малый!

Я волей-неволей оторвался от груди Волка, взглянул в его грустные, почти никогда неулыбающиеся глаза, притягивающие к себе незаметной энергией и добротой, скорее душевной, чем той, которую никто не привык видеть в реальной жизни.

Мне показалось, что они, глаза, мне улыбнулись.

Я повернулся в ту сторону, откуда слышал оклик, на земле лежала какая-то бесформенная масса, еще недавно называемая человек! Стало не по себе. Кровь! Кровь обагряла всё вокруг, лицо, если это месиво из крови и мяса, еще можно было так назвать. Кровь, смешанная с землёю, кровь.

На ватных, отяжелевших от увиденного, ногах я подошёл к звавшему меня. Сурик, так его звали, имени я не знал, да и не хотел знать. Сурик протянул мне батон густо намазанный красной икоркой.

– Ешь браток!

– Благодарю! – сдавленым и робким, пытавшимся бодриться, голосом произнёс я в ответ.

– Не боись, Малыш! Всё самое страшное ещё впереди. – сказал кто-то из толпы и залился, диким громким и не по месту и ситуации, смехом.

Почему же Волк тогда смолчал, почему же не вставил своё веское слово, ведь он понимал, что это место не для меня, ни для моего юного возраста, почему? Это ни первое и ни последнее почему…

Толпа братков, изрядно уже подхмелевших, пила горькую водку, обмывая неизвестно что, то ли удачное избиение, то ли повод размять ноги.

Многие курили, выпуская облака сизого дыма в воздух. Закурил и я.

* * *

Почему-то именно сейчас вспомнилась смерть Волка. То событие, которое без спросу врезалось в память и всплывало каждый раз, не спрашивая разрешения…

* * *

Кто-то подошёл к уже казалось умирающему телу и попытался его усадить, но он, скорее оно (тело) постоянно падало в грязь, на которой отпечатались протекторы шин и каблуки туфель.

Наконец-то удалось, на лице братка взыграла улыбка, получилось! И тогда я узнал его, Сизый, он почему-то всегда больше других переживал, воспринимал всё как-то ближе к сердцу.