Город и звезды. Конец детства

Если ты не станешь соблюдать правила, то тебе придется путешествовать одному!

Он исчез – вне себя от возмущения – и увел с собой Флорануса. Нарилльян – тот вообще не появился; вполне возможно, что он уже был сыт всем этим по горло. Осталось только изображение Алистры – она печально смотрела на Олвина.

Олвин наклонил гравитационное поле, встал на пол и шагнул к материализованному им столу. На нем вдруг появилась ваза с какими-то фантастическими фруктами – собственно, Олвин собирался позавтракать вовсе не фруктами, но замешательство, в котором он пребывал, спутало ему мысли.

Не желая обнаружить перед Алистрой ошибку, он выбрал из вазы плод, который выглядел наименее подозрительно, и принялся осторожно высасывать мякоть.

– Ну, так что же ты собираешься предпринять? – вымолвила наконец Алистра.

– Ничего не могу с собой поделать, – насупившись, ответил он. – По-моему, все эти правила просто глупы. Да и потом – как же мне о них помнить, если я в данный момент живу в саге? Я просто веду себя таким образом, чтобы все было естественно… А разве тебе-то самой не хотелось взглянуть на гору со стороны?

Глаза Алистры расширились от ужаса.

– Но ведь для этого пришлось бы выйти наружу! – задыхаясь, произнесла она.

Олвин уже знал, что продолжать с ней разговор на эту тему нет никакого смысла. Здесь проходил барьер, который отъединял его от всех остальных граждан Диаспара и который мог обречь его на жизнь, полную отчаяния. Ему-то, сколько он себя помнил, всегда хотелось выйти наружу – и в реальной жизни, и в призрачном мире приключенческих саг.

А в то же время для любого и каждого в Диаспаре «наружу» означало совершенно непереносимый кошмар… Если в разговоре можно было обойти эту тему, ее никогда даже не затрагивали: «наружу» – означало нечто нечистое и исполненное зла. И даже Джизирак, его наставник, не хотел объяснить ему, в чем здесь дело.

Алистра все еще молча смотрела на него – с изумлением и нежностью.

– Тебе плохо, Олвин, – прозвучал ее голос.

 – А в Диаспаре никому не должно быть плохо. Позволь мне прийти и поговорить с тобой…

Полагалось бы, конечно, проявить галантность, но Олвин отрицательно мотнул головой. Он знал, к чему приведет этот визит, а ему как раз сейчас хотелось побыть в одиночестве. Разочарованная вдвойне, Алистра растаяла.

В городе – десять миллионов человек, подумалось Олвину, и тем не менее не найдется ни одной живой души, с кем он мог бы поговорить по-настоящему.