Мишутка

Сначала я хотел уйти домой и больше никогда в этот магазин не возвращаться, но потом я подумал, что нужно сначала найти другую работу, а уж потом уходить. Так и не дойдя до дома, я развернулся и вернулся в магазин. Регина смотрела на меня, как на врага народа. После того, как я починил кровать, взгляд её потеплел. Чтобы хоть как-то сгладить положение, я написал от руки записку, отнёс в кабинет Регины и положил ей на стол. В записке я написал:

«Регина Абрамовна! Я понимаю, как Вам тяжело без Михаила Николаевича.

Я был бы рад вам чем-нибудь помочь, но, к сожалению, не могу, ибо сердце моё занято. Я уже третий год живу с одной девушкой, на которой хочу в ближайшее время жениться. Я так её люблю, что на других дам я даже смотреть не могу! С другими женщинами у меня просто ничего не получится.

С уважением Роман Кадочников».

По-моему, неплохо получилось. Просто, понятно и интеллигентно. В общем, отшил я её. Хоть я и раньше отшивал девчонок, но никогда не чувствовал такого облегчения. Будто камень с души свалился.

Мне было хорошо. Главное – я сам собой гордился. Я даже своей подруге Машке так красиво не смог бы написать, да и зачем?

Вечером, когда я собрался домой, Регина подошла ко мне и, скрестив руки под своими отвисшими грудями, сказала:

– Прочитала я твоё письмецо, и вот, что я тебе скажу: увольняйся по собственному желанию. Мне не нужны продавцы-мужчины, у которых на меня не стоит…

Стоящая рядом продавец Наташа прыснула в кулачок и выскочила за дверь. Краска стыда залила моё лицо.

Я почувствовал, как горят щёки и уши. Сжав кулаки, я подумал, что с удовольствием дарил бы кулаком по этой заплывшей жиром роже. Я бы хотел посмотреть, как она удивится и испугается, когда мой кулак врежется в рыхлый подбородок, как слетят очки и упадут на пол. А я бы растоптал их каблуком ботинка. Потом я бы рассмеялся ей в лицо…

Но я не стал этого делать. Меньше всего мне хотелось бы портить себе жизнь из-за какой-то старой дуры. Вместо этого я улыбнулся и сказал:

– С удовольствием! Заявление сегодня написать?

– Нет, – отрезала Регина.

 – Напишешь завтра. Отработаешь две недели, а потом вали на все четыре стороны… Инвалид ты наш!

Покраснев ещё больше, я кивнул головой и вышел из магазина. Разумеется, по дороге домой я называл Регину самыми плохими словами, какие только есть в русском языке, представлял, как я задушу её, как она съест отравленный торт или начиненную ядом пиццу, как она попадёт в аварию на своём розовом «Порше».