Темный остров

Стоп, я сказал «в небольшом шоке»? Я был удивлен, как все еще продолжаю более-менее нормально соображать от всего этого.

– Меня зовут Костя, – ответил я.

На лице Сэма блеснуло разочарование.

– Я ждал, что ты себя как-нибудь по-особому представишь… Я же тебе целую речь произнес. Суховато.

– Ну, не знаю… Я тут совсем недавно, и я не в курсе ничего, что тут происходит. Так сойдет?

Он повертел прямой ладонью влево-вправо и сделал кислое лицо. Сэм перестал мне казаться каким-то чужим, неизвестно откуда взявшимся среди всей этой ерунды человеком.

Он словно излучал доброжелательность, и мое доверие само к нему потянулось. Мне захотелось поддержать разговор.

– Ты почему у тебя нерусское имя? – почему-то спросил я и вдруг подумал, что он может обидеться на такое замечание. Но он посмеялся немного и ответил:

– Просто у меня папа – американец, а мама – русская. У меня есть брат, его называла мама, а меня назвал отец. Ты еще не знаешь, как моего брата зовут!

– Как?

Он чуть-чуть наклонился ко мне и шепотом сказал:

– Ярославна!

– Что?! – я даже остановился, пытаясь осознать услышанное.

Да что там остановился – чуть не потерял равновесие! Этого я точно не ожидал. То есть, как это его брата зовут Ярославна?!

Он опять посмеялся немного:

– Да шучу я, у него обычное среднестатистическое русское имя. Его зовут Ваня. И он не обладает никакими способностями. А вот мне не повезло… Их кто-то заметил, и меня забрали сразу после фронта.

С тех пор прошло почти двадцать лет.

Его взгляд стал печальным. Он посмотрел куда-то, но его взгляд не был ни на чем сосредоточен. Мне кажется, он что-то вспоминал.

– И все эти двадцать лет я не видел своего брата, – сказал он и опять посмотрел на меня, – до конца войны оставалось совсем немного, мы уже пересекли границу и направились на Берлин, как меня внезапно вызвали в Сталинград. А там меня уже ждали.

Он помолчал немного. Я не знал, что сказать, поэтому мы молчали оба.

– Я могу многое рассказать про эту организацию. К сожалению, не все, но я знаю, чем тут на самом деле занимаются. То есть, занимались, до недавнего времени.

Он опять замолчал. Я попытался представить, каково это – двадцать лет не быть собой, не контролировать собственное тело. Но я не смог его понять. Ему было очень тяжело сейчас, и это было заметно даже невооруженным взглядом. У меня как раз был такой.