Кэш

Место для захоронения погибшего выделили вдалеке от центральной аллеи, и людям, которые пришли почтить его память, пришлось протискиваться между могильных оград по траве и раскисшей глине. С утра моросило, вода копилась на листьях лип и берез, струйками плюхалась на зонты. В процессии было человек десять мужчин разного возраста, все в черных кашемировых пальто, с черными зонтами. Со стороны казалось, что по кладбищу ползет, изгибаясь между могилами, длинная черная гусеница, лоснящаяся от воды. Все были с букетиками гвоздик, а два молодых человека в конце несли тяжелый венок.

Возле надгробия, закрытого черной пленкой, их ждал коренастый мужичонка с нервным лицом в рыжеватой кожаной куртке и в камуфляжных штанах, заправленных в кирзовые сапоги с подвернутыми голенищами. Длинные седые волосы перехватывал кожаный ремешок, как у русских мастеровых. Это был известный среди московских камнерезов Фрол, человек небесталанный, но запойный в двух своих состояниях – когда работал и когда пил, третьего состояния у него не было.

Он сидел на черной гранитной скамье, установленной перед могильной клумбой, окантованной гранитным поребриком. Такая же скамья была напротив. Они предназначались для тех, кто придет сюда скорбно помолчать о безвозвратной утрате. При появлении процессии он поднялся и встал возле памятника, ожидая знака снять пленку.

Черная гусеница подтянулась к могиле и обступила ее полукругом. В центре оказался грузный человек лет пятидесяти с брезгливым выражением на тяжелом лице с темными мешками под глазами.

Его как будто всё раздражало: погода, измазанные глиной туфли, медлительность сопровождающих. Спросил, ни к кому в отдельности не обращаясь:

– Священник?

Поспешно ответили:

– Облачается. Поторопить, Олег Николаевич?

Он недовольно посмотрел на часы и кивнул камнерезу:

– Открывай.

Фрол совлек пленку с надгробия и ревниво вгляделся в лица, пытаясь понять, какое впечатление произвело его творение.

Творение представляло собой глыбу белоснежного мрамора на черном гранитном постаменте.

Из мрамора словно бы вырывалось лицо человека с грубоватыми чертами и с выражением несмиренности со своей зависимостью от бесформенности камня. Ему так и не удалось вырваться, но и то, что открылось, говорило о необычном, сильном характере.

На постаменте золотилась надпись:

ГЕОРГИЙ АНДРЕЕВИЧ ГОЛЬЦОВ

16.05.1960 – 14.09. 2008

Долго, исподлобья, как бы набычась, смотрел тот, кого назвали Олегом Николаевичем, на надгробие.