Дорогая княжна

Дорогая княжна

Александра Уба

Иви Шеридан с малых лет была приучена выживать и приспосабливаться: к детству без матери, к квартирке в четырнадцать квадратных метров, к работе по двадцать часов в сутки и к полному ее отсутствию.

Но как приспособиться к чужому миру, где у людей на губах мёд, в сердцах – яд, а ночью за окнами набирает силу родовое проклятье? Когда всё, что знаешь и умеешь, становится бесполезным, а впереди лишь дорога жизни, стремящаяся к венчанию, которого никто не хотел, и к княжескому престолу.

Александра Уба

Дорогая княжна

Пролог

Под сапогом снова плюхнул перезревший гриб, и пан Войцик воздел глаза к небесам.

Обиталище душевного целителя было совсем не таким, каким он ожидал его увидеть. Говоря уж совсем откровенно, он и сам не знал, чего ожидать, но избушек на болоте в его планах точно не было. От застоявшейся воды поднимался специфический запах, и пан поспешно закрыл нос платком.

Оставив коня и сопровождающую его группу людей у мостков, ведущих к дверям, пан направился к избе, боязливо рассматривая кости, камни и перья, привязанные к веревкам вдоль всей деревянной дорожки. Позади заскулили-завыли собаки, едва не заставив мужчину отказаться от своей затеи, но стоило ему подойти к двери, как та отворилась. В лицо ему ударила волна тепла. Поддавшись внезапной нерешительности, пан Войцик на секунду остановился. Из избушки доносился мерный шорох. В целом она казалась безопасной, и пан сделал шаг, переступая порог, а заодно и все свои сомнения.

За порогом его внезапно окутало сухое чувство уверенности. Пан огляделся. Интерьер избушки напоминал ему лавку престарелой травницы: на грубых полках стояли банки-склянки самых разных форм и размеров; на стенах висели пучки трав; в дальнем углу пан внезапно разглядел рунные камни и чьи-то черепа (не исключено, что среди них были и человеческие). Шорох, который он слышал снаружи, исходил от ступки, в которой что-то увлеченно растирал старик, одетый в синий балахон. Одеяние еще хранило на себе остатки былой роскоши – поблекшую вышивку золотой нитью.

– Присаживайтесь, пан, – предложил он, не отвлекаясь от своего дела. – Рассказывайте, зачем пожаловали.

– Вы – Обадайя? – осторожно осведомился Войцик, нашаривая взглядом табурет, накрытый лисьим мехом.

Старик кивнул. Холодный ветер ворвался в окно, гулко забренчали кости.

Постукивала ступка.

Пан сел.

– Дело в моей дочери, – сумбурно заговорил он. – Глупая девчонка живет одними мечтами да капризами.