В чистилище с приветом

В чистилище с приветом

Басти Родригез-Иньюригарро

Странные дела творятся. С приветом. Без привета не творятся. О чём я и рассуждаю, спускаясь по лестнице:– Как выяснилось, организовать мне чистилище очень просто. Сделайте так, чтобы я себе не нравился – и готово, остальное приложится. А ведь я даже не верю в искупающую силу страданий. В подспудное влияние других на тело и душу – верю, только если сам наделяю кого-то властью – вот, например, тебя, любезный брат. Надеюсь, ты меня слушаешь?

В чистилище с приветом

Басти Родригез-Иньюригарро

Дизайнер обложки Кристина Лавринайтис

© Басти Родригез-Иньюригарро, 2023

© Кристина Лавринайтис, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0055-1350-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эхо, Виа и Ала – так звали моих старших сестёр.

«С приветом», – комментировал я, представляя друзьям моё семейство, что, по чести, случалось не так уж часто. Не торопитесь с выводами, друзей у меня было много – всех в лицо не упомнить – и было их много именно потому, что я не рвался приглашать людей в жилище, где по нелепому стечению обстоятельств, обычно называемому рождением, обитал сам.

«С приветом». Что я имел в виду? Если стремиться к упрощению, то намекал я на состояние ума той склочной бабки, не заслуживающей титула «старая ведьма», той не по росту заливистой хабалки, упорно считающей себя моей матерью.

Если стремиться к упрощению… К упрощению жизни я, может, и стремлюсь: всегда гордился особой разновидностью патрицианской лени, заставляющей пребывать в движении, прилагая минимум усилий и ничего толком не делая.

Что же касается интерпретации оговорок и устоявшихся оборотов речи, предпочитаю благородной скупости дорического ордера путаную коринфскую поросль, надстройки и наслоения.

– Приятель, так выглядит твоё чистилище, – сказал я себе на десятом году жизни, покачиваясь на границе душного коврового сумрака, на пороге вытянутой комнаты, где мы жили вчетвером, где растения на подоконнике ненужностью и убогостью соперничали с моими сёстрами, где паласы, место которым на помойке или в музее ужасов мещанского быта, пожирали стены, где подобия личных спален создавались клеёнчатыми душевыми занавесками, где старуха, с раздражающей настойчивостью именующая себя моей матерью, вопила на дочерей просто потому, что могла.

Из старухи в женщину она превращалась только когда молчала, чего, как вы догадываетесь, почти не бывало.