Алрой

Уж очень ты одинок. Возможно, в этом кроется причина. Повторяю, ты умен, и, несомненно, глубоко проникнешь в суть твоего наследия. А я, покуда жив, твой верный помощник и подсказчик. И, главное, уповай на Бога отцов наших, он не оставит милостью своей царственного рода сироту.

– Любезный дядя, довольно об этом. Я не надену корону царя рабов.

– Ты не зрел в сужденьях. Мы живем рабами? Наши палаты – рабов жилище? Эти роскошные диваны и ковры не осрамят пышнейший из гаремов. Мои сундуки набиты драхмами.

Такова жизнь раба? Богатейшие караваны принадлежат мне, Бостинаю. По-твоему, я – раб? В Багдаде на базаре мое имя известнее имени халифа. Это – рабства знак?

– Дядя, ты трудишься для чужих.

– Все этим заняты. Такова же и пчела. И она свободна и счастлива при том.

– По крайней мере, у нее есть жало…

– Она лишь раз ужалит – и умрет!

– Умрет достойно. Ее смерть слаще ее меда.

– Ты молод, молод. И я когда-то льстился мечтой о будущем геройстве. Теперь, мой мальчик, мечтаю дожить до созерцанья твоего довольства.

Сотри мину кислую с лица, возрадуемся вместе. Что ни говори, а сегодня у нас большой день. Все наши, а также Исмаил, проклятый сын Агари, уведомлены, что отныне ты – Предводитель изгнания. Сегодня минул твой восемнадцатый год, и, как у нас заведено, сей день – первый день твоего правленья. Я приглашу старейшин на торжество, представлю их тебе. А сейчас, до свидания Давид. Укрась физиономию улыбкой. С волнением жду я торжества и твоего торжества на нем.

– До свидания, дядя.

Давид смотрел вслед удалявшейся фигуре Бостиная. Горечь сменила насмешку в глазах. Он с размаху уселся на диван, закрыл лицо руками. Затем вскочил. Как зверь в клетке, долго метался по залу взад и вперед. Устал, облокотился на колонну. Сдавленным голосом заговорил с собой.

“На сердце беспокойно, душа полна печали. Что значит этот мир вокруг меня, и кто я в нем? Тучи черные повисли надо мной. О, Бог всемогущий, смилостивься, рассей тьму!”

“Порой мне кажется, я – сердцевина, средоточие безумия, что царит повсюду.

Быть живым – еще не значит жить. Дышать, есть, спать, просыпаться и вновь вступать на бесконечный круг. Так день за днем. Существование, лишенное надежды. Дух угнетенный шепчет: “Смерть лучше этой жизни!” Негодная подсказка!”

“Дьявол, прочь из сердца! Не запятнаю деяньем мерзким царственный древнейший род, который права не имеет во времени растаять, как сон простой.