Ящик Пандоры

Немцу удается выбить у него кинжал, повалить и прижать своим весом к земле. Ипполит из последних сил отводит от лица его руку с кинжалом и своей свободной рукой сжимает ему кадык, но пальцы то и дело соскальзывают с жирного подбородка.

Поединку не видно конца. Ипполит задыхается от кислого духа изо рта противника, их лица разделяют считаные сантиметры. По лбу у него струится пот. Острие кинжала неумолимо приближается к его правому глазу. Он стискивает немцу горло, но на большее у него уже нет сил, лезвие входит ему в правый глаз и под сухой треск кости протыкает мозг.

3.

Рене Толедано резко просыпается, глаз у него дергается от тика.

– Нет! Не смейте открывать глаза, подождите! – торопливо предупреждает гипнотизерша. – Это как при нырянии: из гипнотического транса тоже надо выходить поэтапно. Закройте глаза.

Но учитель истории пренебрегает ее советами. Как видят все зрители, он очень бледен, дышит толчками, дрожит всем телом. Со злобным криком он вскакивает, покидает сцену, бежит к выходу.

Элоди, его подруга, пытается его остановить, но он отталкивает ее и выбегает из двери «Ящика Пандоры». Он мчится по прямой по нижнему уровню набережной Сены, непроизвольно моргая правым глазом. Так продолжается долго. Наконец он выдыхается и наклоняется над водой. У него приступ рвоты.

Дерганье правого века постепенно проходит. Он вспоминает генерала Нивеля, предрекавшего верную победу: «Будьте героями!»

Болтун! Мы были баранами, подгоняемыми слепыми пастухами.

Он понимает, что его подозрение оправдалось: гипнотизерша не владеет всей техникой погружения в бессознательное. Она поставила на первом попавшемся испытуемом неконтролируемый эксперимент. Она не управляла погружением ныряльщика, как потом не управляла его всплытием, а главное, не сумела исполнить его желание пережить радостное мгновение из своего прошлого.

Напрасно я на это клюнул. Она окунула меня в кошмар на глазах у зрителей, которые наверняка сочли меня жалким, вот и все.

Перед его мысленным взором прокручиваются, как кинофильм, эпизоды наступления на Дамской дороге, хотя уже без жутких физических ощущений: холода, дрожи земли от разрывов снарядов, запаха пороха и горелого мяса. Но он все это чувствовал, не мог же его мозг это изобрести!

Стоит ему вспомнить боевого товарища, чью ногу оторвало и далеко отбросило взрывом, как он снова корчится в рвотной судороге.

– Эй ты!

Рене поднимает голову.