Планета кошек

Расширяются зрачки.

Заостряются уши.

Шерсть встает дыбом.

Челюсти стискиваются до скрежета зубов.

Вы меня знаете: я не из впечатлительных, но тут, признаться, даже я ошеломлена до дрожи в кончиках усов.

Невольно выпускаю и снова втягиваю когти.

Мы на борту большого парусника «Последняя надежда», позади пересечение Атлантического океана, тридцать пять изнурительных дней, и вот теперь перед нами громоздится огромный человечий город под названием Нью-Йорк.

Но американская мечта рассыпается, как слишком высокая гора сухого корма, насыпанного в мелкую миску.

Мы думали, что найдем убежище, где не будет крыс, а тут проклятых грызунов даже больше, чем в Париже. Если оценить на глаз, их раз в сто больше, чем там, откуда мы сбежали.

Ну и зрелище!

Крысы, всюду крысы, мерзкие твари с бурой шерстью.

Даже на большом расстоянии слышен их свист.

Не говоря о запахе.

Весь Манхэттен провонял мочой этих грызунов.

Мы все онемели от ужаса.

«Мы» – это я, Бастет, и «моя компания», то есть те, кто сопровождал меня в плавании через Атлантический океан, а именно (перечисляю в порядке интереса, который они представляют для меня):

– мой сексуальный партнер, сиамский кот Пифагор.

Он посвятил меня в людскую премудрость, только он отчаянный трусишка, маскирующий свою трусость словечком «пацифист»;

– мой сынок Анжело – мелкий неврастеник, высокомерный и жестокий, со склонностью к нахлебничеству;

– Эсмеральда, желтоглазая черная кошка, моя соперница, я презираю и ненавижу ее, уверена, что она уже переспала с Пифагором;

– теперь о людях: это моя преданная служанка Натали, слишком медленно мне подчиняющаяся, и профессор Роман Уэллс, ее мужчина.

Это он предложил сделать мне операцию по вживлению в лоб ТРЕТЬЕГО ГЛАЗА, обеспечившего доступ к его Энциклопедии. Он – мой любимчик. Скорее умен, во всяком случае, для человека;

– да, еще представители низших существ. Попугай Шампольон, самодовольное болтливое пернатое, понимающее и болтающее на нескольких языках и выступающее в роли универсального переводчика.

Он приносит большую пользу: через него я могу обращаться к другим видам. Далее, бордер-колли Наполеон, являющийся ввиду своего прошлого пастушьей собаки прекрасным проводником для стад, собака почти кошачьей утонченности и безукоризненной верности; а также хряк Бадинтер, выступивший в свое время моим адвокатом, возможно, самый смышленый среди нас, хотя сам он еще не знает об этом. Я рассчитываю помочь ему осознать себя.