Любовь воительницы

– Я уверен, что вы обе хорошо известны в этом городе, – вкрадчиво произнес центурион, а его люди захохотали, и в их глазах запылало возбуждение. Тут он внезапно оттолкнул Тамар в сторону и, взглянув на Ирис, заявил: – А теперь я хочу получше разглядеть тебя.

Сначала она смотрела на него не дрогнув, смотрела с презрением в серовато-голубых глазах, но сердце ее бешено колотилось: ей казалось, что она смотрела в лицо смерти. А центурион мучительно медленно провел ладонью по ее пепельным волосам, затем рука его скользнула вниз и легла на грудь.

– О, центурион, – произнесла Ирис тихим голосом, – я ведь не только жена Забаая бен-Селима, я еще и единственная дочь крупного банкира, Симона Тита из Александрии. Не допустите, чтобы простая грубость переросла в серьезное преступление.

– Ты врешь, – ответил он с веселой улыбкой. – Ты пальмирская шлюха.

– Центурион, не делайте этого, – сказала Ирис. Теперь ее голос дрожал. – Неужели у вас нет жены или сестры? Вам бы понравилось, если бы кто-то совершил такое с ними?

Он посмотрел на нее бесстрастно, и она не увидела жалости в этих ледяных синих глазах.

– Прошло много времени с тех пор, как у меня была белокожая женщина, – заявил варвар и в тот же миг опрокинул ее на кровать.

Окончательно потеряв самообладание, Ирис в ужасе завизжала, а центурион, удерживая ее одной рукой, другой разрывал на ней платье. Ирис отчаянно сопротивлялась, царапая ему ногтями лицо, сходя с ума от страха и ужасно стыдясь того, что он с ней делал, – она ведь не знала другого мужчины, кроме своего любящего и нежного мужа, от которого не видела ничего, кроме доброты и ласки.

Ирис даже вообразить не могла, что мужчина мог делать такое с женщиной. Но, увы, он был гораздо сильнее, и в конце концов она ощутила, что он добился своего и вонзился в нее, причиняя жестокую и жгучую боль. Вскоре сознание покинуло ее, а он вонзался в нее снова и снова.

– Клянусь богами, – пробурчал центурион, – это лучшая сучка из всех, что у меня были за многие месяцы.

А Зенобия, сидевшая под кроватью, крепко зажмурилась. Ее ужасно испугали странные звуки, доносившиеся сверху, и она очень удивилась, услышав, как мать умоляла о чем-то с дрожью в голосе. Потом мать завизжала… и больше она не слышала женских голосов – слышала только грубый мужской смех и слова, которых не понимала.

А Ирис этого уже не слышала.