Третий фактор. Хроники затомиса

Да и имя это ей сейчас вряд ли бы подошло, поскольку Анин шельт, как было подробно описано в предыдущей книге, пребывал в теле огромного андрогина, отчасти напоминавшего человека, отчасти – динозавра с одухотворенным и антропоморфным лицом. Сознание Ани находилось в этом теле уже пару десятков земных лет, и считало его своим изначально, правда порой не соизмеряло гигантскую силу этого огромного тела с теми тонкими движениями и действиями, которые ему приходилось осуществлять. В общем и гипотетический наблюдатель узнал бы в этом великане лимурийца Иего, но в действительности человек-динозавр был уже не совсем тем, кем прежде, хотя большая часть умений и возможностей демиурга оставалось в этом существе в потенциальном состоянии в виде энерго-информационного пакета-вставки.

Эту вставку этап за этапом Аниному шельту пришлось открывать и осваивать этап за этапом, после того, как она осознала себя не только внутри нечеловеческого тела (это ей приходилось и раньше, осознавая себя Аней), но и как бы заново в нем родившись, когда тело ощущается уже неотъемлемым от души. Аня ничего не помнила из своей «прошлой-будущей» жизни, подробно изложенной в предыдущих книгах, но, как известную нам героиню, ее все время мучило чувство, что она что-то знала, но забыла, что была кем-то другим, но не помнит кем. Зато ей была хорошо известна чрезвычайно долгая биография почти бессмертного лимурийца, с которым она все же не ощущала полной идентичности, сама не понимая почему. С одной стороны она чувствовала, что как личность – все же не совсем Иего, но и о том, что ее душа принадлежит Ане Ромашовой из далекого будущего не знала ничего. Оставалось только Анино «Я», лишенное всех фактов известной нам жизни. И все же, не желая окончательно запутать читателя хитросплетениями земного и метафизического, оставим за комбинированным существом условное имя «Мерцающая», хотя те два человека, сновавшие внизу между деревьев оазиса, называли ее отцом или отче. И это несмотря на то, что она, сама не понимая почему, осознавала себя скорее существом женского пола, хотя телесно не имела половых признаков. С этим она давно свыклась, хоть в душе ее и оставалась некоторая тень недоумения, не без основания относимого ею к области непонятной амнезии, которую она считала болезнью. Да, она была демиургом-иерофантом, была способна осуществлять невообразимые с точки зрения человека вещи – а с собственными проблемами памяти ничего не могла поделать.