Владимир Мономах

Владимир основательно подумал, прежде чем ответить отцу.

– Верность, батюшка?

– Не совсем точно. Запомни: ничего нет прочнее слова святого человека.

– Непременно, батюшка… Только как определить, святой он или не святой?

– Вот! – Великий князь очень обрадовался этому вопросу, даже пальцем ткнул в сына и повторил: – Вот!.. Читайте Святое Писание, сыны, а Жития русских святых – в первую голову. Как они постились, замыкая себя в пещерах от ока людского, как бичевали себя плетьми и железами, дабы укротить плоть свою ради защиты Руси Святой от супостатов…

– Дозволь вопрос, батюшка, – решительно перебил Владимир.

– Что еще? – нахмурился Всеволод.

– Русь укрощенной плотью от супостатов не спасешь, батюшка. Русь с мечом в руке спасать надобно, себя не щадя. А эти святоши, о которых упомянул ты как о героях, себя спасали в пещерах своих от гнева Божьего, а не Русь Святую!

Великий Киевский князь от такого ответа и слова молвить не мог. Только губами плямкал, тыча задрожавшим пальцем в Свирида.

Проговорил наконец:

– Ты… Ты скажи ему…

– В древних книгах, которые самой Библии старше, сказано, что любовь правит миром, великий князь. Любовь к отечеству, любовь к людям. Миром правит любовь, великий князь.

– Вон!.. – вскричал великий князь. – Вон, самостийники!..

И, словно подавая пример, первым вышел из собственных покоев.

Владимир на всю жизнь запомнил эти вечерние беседы с отцом. Они никогда не замыкались на одной теме, легко и естественно переходя на темы соседствующие и далее, далее, чтобы где-то вновь вернуться к началу.

Домашние беседы с отцом неспешно двигались к пониманию многих вещей по спирали, и эта спираль надежно ввинтилась в память княжича.

«Ложь есть начало всех зол…» – так сказала матушка.

Сын взрослел, постепенно забывая отцовские наставления и заменяя их собственными. Но слова матушки своей помнил всю жизнь.

3

Кроме книг и воспитательных бесед у великого князя Киевского была еще одна страсть, вполне объяснимая в те времена: охота в Дикой Степи.

Укрепив сына нравственно, Всеволод решил укрепить его и телесно.

– Сколько тебе лет, сын?

– Четырнадцать вот-вот должно бы исполниться, батюшка.

– Жеребца добро выездил?

– Голоса слушается.

– Стало быть, пора уж тебе, сын, и на Дикую Степь поглядеть.

– Давно этого хочу, батюшка.

– Завтра с зарею и выедем.