Свобода

Старалась приходить домой как можно позже, в ночь. Где она проводила время, мать не спрашивала. Последние два года были адом и для матери и для дочери. Новый папа Толя стал проявлять свой бешеный нрав, и порой избивал мать. Та плакала, но ничего сделать не могла. Оксана предлагала ей подать заявление в полицию, но та боялась. А Толя требовал денег, когда ему не хватало на «опохмелиться». Мать экономила, как могла. Складывала сбережения в специальную коробочку, которую прятала в платяном шкафу. Но как-то совсем недавно Толя обнаружил коробочку и устроил скандал с последующим избиением матери, но после уразумел мудрость поступка жены, объяснив, что про запас должно что-то быть всегда, и даже сам старался эту коробочку не трогать.

Оксана трижды поступала в театральное училище, и трижды проваливала экзамены. Кем она только не успела поработать за все это время! Порой не на одном месте одновременно, собственно, как и ее мать. На личную жизнь, как и на подготовку к экзаменам у нее вечно не хватало времени.

Всех школьных друзей и подруг она растеряла. А новые с ее жизнью не появлялись. Довольно часто она проводила время в сомнительных ночных клубах, где обзаводилась такими же сомнительными знакомствами. Но друзьями никого из той молодежи назвать было нельзя.

Ночами Оксана плакала в своей каморке, вторя матери, но как изменить жизнь, она придумать не могла. Ни сильный характер, ни воля, ни привлекательная внешность не помогали. Она, как она сама говорила, была будто проклята за что-то.       Она была в плену, на дне, у позорного столба, в тюрьме.

– Я в рабстве у судьбы, – говорила она матери, – но каждый выбирает свою судьбу сам, и жизнь, и путь. И счастье свое каждый кует сам. Говорю тебе, мама, прописные истины. Все еще получится. И поступлю я, наконец, в этот чертов театральный. И буду я звездой, и будет у нас много денег.

– Замуж бы тебе, – не слушая, бормотала мать.

– Эх, мама, это уж, как повезет. Да и… Ты бы Толика прогнала.

– Оксана… да я бы, но, как… и перед соседями стыдно.

Живем, итак, как… Боже ты мой, за что же это мне такое?

– Спокойно, мама, все будет. Ты только бить себя не позволяй. Я вмешаюсь…

– Ох, только не надо, дочка, прошу тебя. Только хуже будет.

– Да куда уж хуже, мам?

А хуже оказалось куда. Толя как-то, находясь в соответствующем подпитии, довольно таки агрессивно пристал к Оксане в ее комнате, и уже принялся ее раздевать, как та схватила лежащие на столе ножницы и приставила их к его глазам.