Царь опричный

Великий магистр Ливонского ордена Кетлер стал вассалом Польши, а Москва неожиданно для себя вместо одного слабого противника получило несколько сильных врагов – Польшу, Швецию, Литву и присоединившуюся к союзу Данию. «Ведь король Сигизмунд может за перемирие при моём браке с сестрой и перенесении прав на Литву Ягеллонов в Москву может потребовать от меня возвращения Польше Смоленска, а там и до Пскова или Новгорода дело может дойти.

Лиха беда – начало кроить земли… Что же делать, как брак устроить и земель не потерять, а приобрести?»

Неожиданно очнувшийся митрополит Макарий, прервав его мысли, обратился с вопросом, как бы, ко всем присутствовавшим на поминовении, но в значительной степени к царю:

– Князю Владимиру Старицкого сообщали о поминовении на девять дней?

– На сороковины сообщим, – пообещал Данила Романович, – он же нашей Анастасии седьмая вода на киселе… Да к тому же двоюродный брат царя Ивана Васильевича не особенно жаловал царицу Анастасию…

– На поминовение девятидневное приглашают только самых близких родных усопших, владыка, – сказал боярин Василий Михайлович.

 – Государь сам знает, кого приглашать сюда, а кого не приглашать… Сказал бы, нужен ему брат Владимир, сообщили бы и доставили…

– …И безопасность личную обеспечили бы, – поддакнул боярин Иван Петрович, – в лучшем виде, если бы государь нам приказал.

Царь неторопливо поднял руку, призывая к вниманию и отчеканил строгим голосом не терпящим возражения:

– Фёдор Колычев подберёт в своём посольском приказе послов в Литву с брачным предложением польской невесте, сестре короля Сигизмунда-Августа… Благословения на брак в этот день просить у владыки не буду… Рано и туманно всё… К тому же и сегодня вопрос с крещением невесты стоит так же остро, как и во времена свадебного поезда моей тётки Елены Васильевны к королю Александру.

А пока решим так, что и послы в Литву, и бояре во время сговора с панами вопрос крещения не подымают.