Целый мир внутри

Хотя… вполне возможно, что и не таким уж редчайшим: похоже, что у всех в этой Корпорации работающих мозги на работе сдвинулись. И куда-то завалились.

– Пройдите вон туда, – оторвавшись наконец от своего занятия, проговорил мужчина и указал на стоящий у левой стены аппарат. Это механическое устройство представляло собой нечто подобное рентгену, только, насколько можно было судить, эта вещь просвечивала сразу все тело, а не только какую-то его часть.

– А… – неловко начала девушка, с опаской глядя на рентген 2.

0, как она обозвала его про себя. – Мне говорили, что рентгены для здоровья опасны… а эта вот… м… штука… она выглядит очень… – слова не шли на язык, и этим воспользовался собеседник.

Он посмотрел на спрашивающую взглядом, вполне конкретно выражающем вопрос: «в своем ли ты уме, дамочка?» и, внутренне, видимо, убедившись в отрицательном ответе, пояснил для дамочки вслух:

– Какие-то старые рентгены, может, и были опасны, но это, – он ласково погладил «это» и с блеском в глазах и улыбкой на лице, продолжил: – это чудо науки.

А чудо науки не может причинять вред!

Не сказать, чтобы эти восхваления убеждали, но другого выхода все равно не было.

Пожав плечами, Вильгельм Десятый занял место внутри этого механического нечто, а работник Корпорации тем временем сел за свой стол и начал что-то писать. Как только на его столе появились еще и снимки Вильгельмовского организма, он, казалось, разошелся так, что мог бы тут же и взорваться.

Удивительно, как некоторым людям нравится их работа! Невероятно, что кому-то она может нравится НАСТОЛЬКО.

Выйдя из временной кунсткамеры, мучимая тихо подошла к своему прежнему месту и села, как-то сочувственно поглядев на трудящегося в поте лица человечка. Она вздохнула.

Мужчина замер. Какой-то миг он не шевелился вообще, но после, подняв глаза на девушку, он улыбнулся холодной, ничего не выражающей улыбкой и произнес:

– Спасибо. Вы свободны.

Следующий процедура – психография. Прощайте.

Все они – что первый, что второй – прощались с ней. Они не говорили «до свидания». Они именно прощались.

Раньше, когда кто-то говорил «прощай», в голове не возникало мысли о том, что этого человека больше не увидеть. Как-то получалось само собой, что это прощание опровергало само себя. Поэтому слово износилось, потеряло смысл, перестало нести ту энергетику, которую оно должно было нести.