Привет, мистер Шляпа!

На самом деле было бы даже странно, если бы в двадцать семь лет ей хотелось работать. Двадцать семь – это расцвет юности, это кипение жизни, это активность и желание отдыхать и веселиться. Идти работать до тридцати пяти лет – это все равно, что вешать себе хомут на шею, подписывать договор на рабство, ожидая от всего этого только лишь счастья и успеха. Но на самом-то деле все не так обстоит.

Вот как делают умные девушки? Умные девушки не думают о всяких этих работах – какой в том толк, если у каждой уже чуть ли не с рождения в голове формируется план? Его осуществлению способствуют хитрость и красота, а сам он как нельзя более прост: надеть что-то пооткровеннее, пойти в место скопления всяких снобов, похлопать ресничками, пострелять глазками, ответить «да» перед священником – все.

Более сложная версия включает в себя еще один этап – рождение детей и последующий развод с загребанием большого количества денег себе в руки.

Самый продвинутый план – это сложная версия без детей.

А она? А что Кариль?

А Кариль, видите ли, «не такая», она всего сможет добиться сама. Да чего ж тут добьешься с зарплатой, тринадцать сотых которой уходит на налог, треть – на оплату квартиры и услуг и еще треть – на пропитание?

Надо было засунуть самоуважение как можно дальше в задницу и пойти по многими выбранной дорожке – найти себе богатого папеньку и жить-поживать в особняке…

Кариль мотнула головой из стороны в сторону, внезапно заметив, что уже в который раз перечитывает строки на листке перед собой.

Все эти мысли… О профессии и выборе пути существования… Все это было навеяно этой экс-деревяшкой с чернильными загогулинами, называемыми буквами.

Смутно припоминалось, что она задавала то ли 6 «Б», то ли 8 «А», то ли какому-то другому классу написать письмо одному из своих друзей-одноклассников. Давался обрывок вроде как полученного письма, и необходимо было настрочить ответ, придумав имя адресата. Да-да, было-было.

«Ты уже что-то решил насчет своей карьеры? Какую хочешь работу выбрать? Почему?» – было написано в том отрывке.

Кариль отпила от чашки и, протерев глаза костяшкой указательного пальца, взяла листок в руки, принялась вновь его перечитывать.

Весь текст казался странно знакомым. Возникло что-то типа дежа-вю. Может, Кариль и удивилась бы этому, но сейчас у нее было готово обоснование: она уже несколько раз читала эту работу. Тут уж хочешь не хочешь, а чувство дежа-вю возникнет.