История смерти. Как мы боремся и принимаем

История смерти. Как мы боремся и принимаем

Сергей Викторович Мохов

В новой книге социальный антрополог Сергей Мохов не просто пишет о смерти – он раскрывает это сложное понятие через такие сопутствующие явления: от горя до поп-культуры. Как скорбеть, чтобы никого не обидеть? Этичны ли эвтаназия и перезахоронения? Как действует паллиативная помощь? И когда нам ожидать нашествия цифровых клонов? И – главное – почему важно говорить об умирании? «Смерть, как и сто, и двести лет назад, является универсальным инструментом познания мира и человека.

Чем больше мы говорим о смерти, тем лучше понимаем самих себя».

Сергей Мохов

История смерти. Как мы боремся и принимаем

© Сергей Мохов, 2020

© ООО «Индивидуум Принт», 2020

* * *

Предисловие

Что такое смерть? Многих этот, казалось бы, простой вопрос ставит в тупик. Не верите? Попробуйте дать на него максимально исчерпывающий ответ. Получилось?

Когда я спрашивал об этом студентов курса, который читаю на базе просветительского проекта InLiberty, они спорили друг с другом и предлагали самые разные определения.

Одни говорили о физиологических критериях смерти: остановке дыхания или сердцебиения, смерти мозга. Другие обращали внимание на социальный аспект: смерть для них – невозможность быть частью общества (например, в результате деменции), тотальное одиночество, потеря способности работать и творить. Третьи были уверены, что смерти не существует, потому что физическая смерть есть начало новой духовной жизни.

Этот вопрос становится еще сложнее, когда мы говорим не только о самом факте смерти, но и о связанных с ним явлениях: болезни и старости, горе и похоронах, самоубийстве и эвтаназии, памяти об ушедших и изображении смерти в поп-культуре. Часто сама смерть в этих дискуссиях отходит на второй план. Например, когда мы спорим об эвтаназии, то постоянно спотыкаемся о философские противоречия: где пролегают границы свободы личности? Как должны выстраиваться отношения гражданина и государства?

Разговор же о бессмертии и возможностях его обретения невозможен без дискуссии о том, что такое человек: может ли он оставаться личностью без физического тела? Можно ли считать человеком киборга? А обсуждение публичной скорби сопровождается ожесточенными спорами о правильных и неправильных реакциях на утрату.

В общем, неожиданно оказывается, что смерть выступает поводом говорить о том, что действительно нас волнует, – то есть о жизни.