Камасутра книжника. Уроки чтения

Камасутра книжника. Уроки чтения

Александр Александрович Генис

“Камасутра книжника” – интеллектуальная автобиография Александра Гениса. А также – любовная переписка со своей библиотекой. Считая чтение “буднями счастья”, автор азартно делится им со всеми, кто готов прислушаться к напряженному диалогу матерого книжника с любимыми книгами. “Читательское мастерство, – уверяет он, – шлифуется всю жизнь, никогда не достигая предела, ибо у него нет цели, кроме чистого наслаждения”.

В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.

Александр Генис

Камасутра книжника

Уроки чтения

Благодарность

Главы этой книги сперва печатались в “Новой газете”, которой я безмерно благодарен за внимание и терпение, а именно:

– Дмитрию Муратову, который десять лет назад привел меня в “Новую”, предложив упоительную роль “писателя в газете”;

– редактору Юрию Сафронову, моему первому (после жены) читателю, который заботливо провожал в печать каждую страницу;

– художнику Петру Саруханову, остроумному иллюстратору и глубокому интерпретатору всех текстов;

– читателям “Новой”, согласившимся оторваться от бурной жизни последних лет, чтобы разделить мою любовь к предмету этого опуса.

Александр Генис

Нью-Йорк

5 апреля 2013 года

Литературный гедонизм

Школа, где я учился, была не хуже других. Про ту, где учил, такого не скажешь. Дети ссыльных из рабочего поселка составляли смешанный класс, но я не интересовал ни русских, ни латышей. Лев Толстой их занимал еще меньше.

Правда, за последней партой сидела умная, толстая и некрасивая девица. На переменах она читала Карамзина, и ей я был тоже не нужен.

Жизнь моя казалась чудовищной. По ночам я готовился к изощренным урокам, которые по утрам срывали мои ученики. После обеда (и вместо него) я отчитывался директору за поставленные двойки. В учительскую я боялся заходить из-за учителей в галифе, в уборную – из-за куривших школьников. Меня спас урожай. Всех отправили на картошку, и вместо одуряющих уроков я старательно копался в сырых грядках, не поспевая за учениками.

Пока я набирал мешок колхозу, они ссыпали два себе. Глядя на их спорую работу, я остро почувствовал собственную бесполезность. Посреди бесцветного картофельного поля жидким балтийским деньком меня одолела еретическая мысль о бессмысленности школы. Ни той, ни этой, ни всякой другой – в любой стране, но на этой планете.

Наверное, я был плохим учеником, но я всегда любил учиться – лишь бы не в школе.