Стрелец

Их чудесный живот, их блестящие медью бёдра всё напоминали о Данииловом истукане, они доказывали, что подделка и подражание нередко могут превосходить оригинал.

Но уже темнело. Было между девятью и одиннадцатью вечера, когда рядом с жёнами пролетел Зевесов вихрь и прилип на тёмном небе, обозначая Геспер, вечернюю звезду. Мудрый старец, побитый иеромонах, прошёл мимо седеющего свCго ученика, также побитого, и, отгоняя оловянным посохом мух, подсел к загорелым жёнам вечера, дабы поговорить с ними о сегодняшнем крушении мира. Жена, которая единственная уделила ему внимание, и та его не слушала, а только рассматривала наконечник его нелепого оловянного посоха. На нём были высечены «гимель» и «самэх».

– Что за огонь, горит наш славный Царьград! – причитали любимицы Зевса.

– Все энергитические барьеры разрушены!

– Ослаб иммунитет, но огненный дух не исчезнет…

– Время не спит, всё всегда лучше, электронная музыка куда сложнее виолончельных трелей…

– Простите, дочери, – громко перебил мудрый старец, – но о чём вы говорите, какой иммуни… – Он осёкся. Он увидел, что у жён нету зрачков. И как же Зевесу могли они понравиться? Он не видел их лиц?

– Ты тот самый Аслан-баши? – спросила адекватная из жён, говорившая про пожар в Царьграде.

– Нет. Я Левий Фадей, Иуда Иаковлев.

– Куда же пропал наш любимый мучитель! – причитали жёны. – Неужели он, как и Робер из Сицилии, неужели они оба рядом с Зевсом убивают титанов у края миров?

Горячий и влажный Фадей не смог этого вынести.

– Вы ведьмы! – прокричал он. – Осквернительницы слова Христова! Поганки! – Он бросил посох и достал булаву. – Любая из ваших световых войн, червонные влагалища дьявола, завершатся вашим крахом по одному только мигу Христову!

Никто не успел возразить или хотя бы убежать – каждой из жён Бизантиума апостол проломил череп посредством булавы. Все девять жён умерли. На их прилипшие к осколкам черепов мозги предупреждением упал солнечный свет, отражённый от Марса. Вернулся затем и опечаленный Зевес. С помощью свCго семени, воды и огня он собрал из их изуродованных голов луннC дитя, сына девяти матерей, коим и в самом деле, любимая моя, оказался возрождённый… я…

Запоздало прибежал седеющий ученик Фадея. Зевс его разрубил молнией, бросил его кости через белый утёс в Босфор и улетел на Олимп, теперь опечаленный мной.