Кожа

Добравшись до нее одним гигантским прыжком, Бобби прижал бумажку ногой и в этот момент…

И в этот момент пассажирский автобус – пятьдесят мест, вес – семнадцать с половиной тонн, сбил его на скорости семьдесят километров в час. Бобби почувствовал толчок, а затем его тело подбросило вверх, где оно сделало немыслимый кульбит, словно тряпичная кукла, которую швырнула невидимая гигантская рука.

Еще до того, как его тело приземлилось позади автобуса, для Бобби все было кончено.

Прохожие, бывшие в этот момент свидетелями ужасной аварии, никогда не забудут вида окровавленного тела, распростертого на асфальте.

И лишь немногие из них, наблюдавшие за Бобби с того момента, когда он погнался за воображаемой купюрой, будут вспоминать: «Он словно гнался за чем-то невидимым. Нагибался, хватал воздух руками и гнался опять».

Когда напитки разбавляют

Он был непомерно толстым, этот тип. Даже не толстым – огромным. И когда он прикладывал рюмку к своим пухлым губам, казалось, она исчезнет там без остатка как крохотный конферансье в складках театральных портер.

Он хоть и пил много, но совсем не был похож на обычного пьяницу. Ничего из того, с чем ассоциируются алкоголики – ни тощей физиономии, ни дряблой кожи с припухлостями вокруг глаз, в нем не было. Наоборот, казалось, этот тип дышит и наслаждается жизнью.

Он сказал, его зовут Толя. Анатолий Подначарский. Правда, я так и не услышал, чем он занимается. Судя по манерам, это был мелкий управленец – один из тех, у которых в подчинении ходят несколько хлюпиков, которым нужно еще подтирать зад.

Что-то властное в движении его рук навело меня на мысль, что я уже встречал подобный тип. Он мог бы стать дельцом, если бы не был неудачником. Слишком жестокий, слишком злой, слишком циничный. Таких интересуют не деньги и женщины, а количество власти, сосредоточенной в их портфелях.

Я должен был держаться от него подальше. Нет, я совсем не предвзято отношусь к людям, ведь известно: по внешности не судят. Но мест в баре больше не было, и мне пришлось устроиться рядом.

– У вас свободно? – Спросил я, придвигая стул. За соседним столиком веселилась какая-то компания и я, было, подумал, что толстяк не расслышал моего вопроса.

Спустя несколько секунд он кивнул, не поднимая взгляда от своей рюмки.

Я сел.

Что-то мрачное было в этом гиганте. Даже не мрачное – унылое. Словно кусок пластилина выложили на солнцепек в июле. Даже его голос – неровный и надрывный, звучал тихо и как-то по-детски обиженно.