Курляндский бес

Она умела отличать слова злобы от слов любви.

– Ну сделай же это наконец! – закричала Анриэтта. – Возьми себе красавчика – и получи все, что должна получать женщина! Иначе ты просто сойдешь с ума! Я не понимаю, как ты могла жить без этого, не понимаю! Ты думаешь, что два месяца в бегинаже – отдых? Отдых – это когда ты с мужчиной, чтобы забыть обо всем на свете и хотя бы на полчаса убить свою память! Наберись мужества и возьми этого красавчика!

– Да, он очаровательный молодой человек, – согласилась Дениза, – но знаешь что? Мне кажется, что он не тот, за кого себя выдает.

Глава вторая

Морское путешествие должно было начаться в Гааге – не так уж часто заходили в устье Шельды и бросали якорь у Стена торговые суда, и флот герцога Курляндского туда неохотно заглядывал. До Гааги добирались с приключениями, и самое комическое из них было – с мартышками.

Граф ван Тенгберген ехал в Курляндское герцогство с диковинным багажом – кроме двенадцати сотен книг, картин в футлярах из оленьей кожи, залитых для пущей сохранности смолой, ящика с дорогими украшениями, четырех ящиков с позументом, кружевами и пуговицами, а также труппы антверпенских танцовщиков, он вез еще и живность для герцогского зверинца вместе со смотрителем, опытным по этой части старым моряком Петером Палфейном.

На телеги погрузили четыре клетки с мартышками, а огромную корзину с удавом длиной чуть не в два туаза старик держал отдельно, рядом со своей постелью, и клялся, что змея слушается его одного. Разумеется, две хитрые мартышки открыли одну из клеток, и пришлось чуть ли не на полдня задержаться – пока эти бесенята не проголодались и не слезли с дерева.

– С ними нужно разговаривать по-испански, – утверждал Палфейн. – Их взяли на испанском судне, они других языков не понимают!

– Не прикажешь ли спеть им серенаду? – полюбопытствовал граф.

Путешествие ему нравилось – и даже побег мартышек радовал. Это было отменное развлечение для человека, отлично знающего испанский: Палфейн, задрав голову, показывал мартышкам прошлогоднее сморщенное яблоко и хрипло выкликал, безбожно перевирая, злодейские матросские ругательства – они и составляли его испанский словарь.

Вдруг граф забеспокоился – не смутит ли бегинок этакая музыка? Оказалось, что не смутила, – они, отворив дверцу экипажа, от души смеялись. И графу вдруг сделалось неприятно: высокородные дамы, а он почитал своих спутниц за весьма знатных особ, не имели права знать такие выражения.