Вепрь

Практически сам достиг всего, к чему стремился. Встретил хорошую девушку Машу, и вот уже скоро должны подарить нам первого внука.

После завтрака я спокойно оделся и по примеру соседей пошел чистить участок. В начале пятого приехал сын. Лиза с Машей почти сразу заняли кухню, а Федя, чтобы не терять времени перед ужином, зачем-то полез на чердак:

– Федь, тебе помочь?

– Да что ты, пап?! Отдыхай. Я сам все сделаю.

– Хоть скажи, что ты ищешь?

– Понятия не имею. Я вообще давно хотел разобрать эти коробки, а то тут такой бардак.

– Ужин через пару часов, так что сильно не увлекайся… и да, пожалуйста, ничего не выбрасывай без маминого ведома. Вдруг у нее там что-то важное.

– Хорошо.

Не всегда нам удается собраться всей семьей за одним столом. Ужин, как всегда, был потрясающий. Дети рассказывали, что произошло с момента последней встречи, Лиза и Маша бурно обсуждали, как будем справлять Новый год, ведь через неделю уже канун.

После ужина жена и сноха продолжили свои обсуждения на всевозможные темы на кухне за чашкой ароматного чая, сын копался опять на чердаке, а я смотрел по телевизору всякую чушь, сидя в своем любимом кресле, и слушал урчание мирно спящего на диване рыже-черного кота.

Чуть позже ко мне подошел Федя:

– Пап, ты спишь?

– Нет, сынок, – сказал я, потерев глаза, – так… задремал немного.

– Я просто хотел спросить кое-что.

Федя сел рядом на диван. Он что-то держал в руке:

– Я разбирал вещи и в одной из коробок нашел это…

Сын отдал мне старый сверток из пожелтевшей от времени газеты. Конечно, пролежать на чердаке почти сорок лет. Как он не истлел за все это время? Я не спеша стал разворачивать газету. Может быть, я не хотел ворошить и вспоминать прошлое. В свертке была вещь, завернутая в платок, которую я спрятал от чужих глаз. Не потому, что не хотел ее видеть, а потому, что каждый раз, смотря на эту вещь, я снова и снова ощущал боль и горечь потери дорогого мне человека.

– Мой орден Мужества.

– Откуда он у тебя? – сын смотрел на меня с недоумением. По его выражению лица я понял, что мне придется все рассказать. К тому же держать это в себе почти сорок лет такая тяжелая ноша. Мне хотелось излить душу, но только тому, кому доверяю:

– Обещай, что никому не расскажешь.