Третья навигация, или Трудно быть русским

Что же делать? Плыть дальше во внутреннее пространство, рано или поздно рискуя оторваться от того, что давно и достоверно известно, или повернуть корабль познания к изведанным уже берегам внешнего пространства?

Кто бы мог подумать, что движение из внутреннего пространства во внешний мир создаёт порыв ветра, наполняющий паруса познания ещё одним смыслом. Изнуряющий штиль усталости сменяется дуновением, способным возобновить навигацию постижения.

В конце концов, мореходы уходят в дальнее плавание не для того, чтобы покинуть родную землю навсегда.

Смысл любого путешествия состоит в возвращении домой. И только затем следует новая навигация…

Диатриба об аллегории

Не относись к притче пренебрежительно.

Подобно тому, как при свете грошовой свечки отыскивается обронённый золотой или жемчужина, так с помощью притчи познаётся истина.

    Талмуд

Мы видим всё не таким, каким оно есть, – мы видим всё таким, какие мы есть.

    Талмуд

1

Небо никогда не кричит.

Оно говорит тихим голосом. Бывает, случается и потоп, громы и молнии, однако сии явления по масштабу несопоставимы с той разновидностью диалога, на котором бытие общается с творением.

И с любым человеком рано или поздно происходит то, что когда-то приключилось с автором этих строк, услышавшим тихий шёпот небес, который изредка слышит каждое человеческое существо. Иное дело, умеем ли мы его понять и правильно интерпретировать, не говоря уже о том, чтобы донести понятое другим людям.

Мне представляется, хороший слух необходим для того, чтобы помочь исцелить самих себя. Я имею в виду перспективу более ясного представления человека о мире и собственном предназначении. Главное, чтобы услышанный нами шёпот не превратился в крик. То, о чём пойдёт речь, есть попытка автора рассказать услышанное и описать увиденное очами разума.

Истина наравне с аллегорией помогает уловить сей самый шёпот и усилить его звучание настолько, что он становится доступен даже для плохо слышащих индивидов.

Истина и аллегория преобразуют непонятный и еле слышный шёпот во вполне удобоваримую человеческую речь. То же самое происходит и со зрительными образами и символами, внутренняя и потому невидимая сторона которых становится видимой благодаря истине и аллегории.

Однако читатель спросит, о какой именно истине и какой именно аллегории идёт речь? Впрочем, здесь как раз-таки и нет никакой сложности.