Кураж

Мистер Боллертон, все еще бледный от приступа тошноты, вызванного видом Арта, сделал отметающий жест рукой и сказал:

– Не считаете же вы, будто мы поверим, что Метьюз застрелился просто так, потому что Келлар был неудовлетворен его работой? – Он посмотрел на других распорядителей и продолжил, подчеркивая каждое слово: – В самом деле, если эти жокеи до того зазнались, что не могут вынести немного явно заслуженной критики, то им самое время искать другое занятие. Но предполагать, что Метьюз покончил самоубийством из-за пары неприятных слов, – безответственно и вредно.

В этот момент я вспомнил, что лошадь Арта, которую тренировал Корин Келлар, принадлежала именно Боллертону. «Неудовлетворен его работой». Бесцветная фраза, какую он использовал для описания бесконечных язвительных стычек между Артом и тренером, вдруг показалась мне неуклюжей попыткой скрыть беспокойство. «Вы знаете, почему Арт застрелился, – подумал я, – и вы были одной из причин, но не хотите признаться в этом даже себе».

Я снова взглянул на лорда Тирролда и обнаружил, что он задумчиво изучает меня.

– Это все, Финн? – спросил он.

– Да, сэр.

Я вышел, и на этот раз они не задержали меня, но я еще был в весовой, когда дверь снова открылась и я услышал голос Корина за своей спиной:

– Роб!

Я обернулся и подождал его.

– Весьма благодарен, – саркастически начал он, – за ту маленькую свинью, которую вы мне подложили.

– Вы уже сказали им об этом, – заметил я.

– Конечно сказал.

Он все еще выглядел потрясенным, морщины на худом лице стали глубже. Келлар исключительно умный тренер, но вспыльчивый и ненадежный человек, который сегодня предлагает дружбу на всю жизнь, а завтра становится смертельным врагом. Но теперь, похоже, он сам нуждался в утешении.

Он заговорил:

– Надеюсь, что вы и другие жокеи не верите, будто Арт застрелился потому… ну… что я решил меньше занимать его на скачках. У него, наверное, были другие причины.

– Но в любом случае сегодня он работал как ваш жокей последний раз. Разве не так? – спросил я.

Он с минуту поколебался и затем кивнул, удивленный, что я знаю эту новость. Я не стал говорить Келлару, что накануне вечером столкнулся с Артом на автостоянке. Горькое отчаяние, жгучая печаль, разъедавшие его от чувства несправедливости, пересилили обычную сдержанность Арта, и он признался мне, что Келлар отказал ему в работе.