Билет на Лысую гору

– Вот и умница, что все понял!.. Настоящий матрос! В общем с тебя три тысячи, и разойдемся на встречных курсах.

– Три тысячи чего? Рублей? – неосторожно ляпнул Хаврон и едва не перелетел через кресло. Он даже не заметил, когда толстяк замахнулся. У этой драчливой туши определенно было боксерское прошлое.

– Не обижайся, матрос! Рублями тут не считают! Это чтобы ты стал понятливее. Вернешь деньги? – сказал Феликс.

– Угу. Нет проблем! – злобно проговорил Эдя, трогая скулу. – Ах да, я забыл! Я же пожертвовал их на заморозку Антарктиды! Позвоните моему банкиру на следующей неделе…

Кулак толстяка вновь взлетел.

На этот раз Хаврон уловил движение, начавшееся в бедре, но, не успев уклониться, вновь ткнулся ухом в кресло.

– Послушайте, вы! Перестаньте распускать руки! Я что, похож на человека, у которого есть деньги? – заорал Эдя.

Нахмурившись, Феликс повернулся к браткам. Рыжий с большим умственным напряжением, читавшимся на его лице, чистил ногти кнопочным ножом.

Парень со шрамом откровенно зевал, разглядывая свои кроссовки. Его длинное лошадиное лицо было унылым. Оба явно скучали от рутинной работы.

– Как думаете? Нет у него денег? – поинтересовался толстяк.

– Похоже на то, – неохотно процедил рыжий. – Квартира убитая. Машины нет, компьютера нет, техника дрянь. Даже если все подчистую вынести, и на пятьсот баксов не набежит… Короче, парень серьезно попал.

– Ладно, матрос. Убедил! – сказал Феликс. – У тебя нет этих денег, мы верим.

Мы даем тебе три дня, чтобы ты нашел нужную сумму. Достанешь – твое счастье. Не достанешь – пеняй на себя. Сегодня я бил тебя один и в треть силы. В следующий раз будем бить втроем. И вот что, матрос, даже не пытайся скрыться. Если попробуешь скрыться, мы…

– Дайте я сам догадаюсь! Что-то вроде того, что я сильно пожалею? – внося полную ясность, уточнил Хаврон.

Толстяк отлепил от стула свой массивный зад.

– Не умничай! Я и так вижу, что ты понятливый, – подтвердил он.

Мрачная троица прошествовала мимо пустой кровати Мефодия, попутно и без интереса покосившись на его детскую фотографию, и вытекла на лестничную площадку.

– Ты, матрос, не особенно расслабляйся! А то будешь некрасивый! – сказал на прощание рыжий и сделал ножом движение крест-накрест, будто расписывал Эде лицо.

Дождавшись, пока закроется дверь, Хаврон швырнул в нее тапкой и, подперев голову руками, отдал себя во власть мрачных дум.