Гроза Византии (сборник)

Неуклюжая рыбачья ладья, покачивающаяся у берега, показывала, что где-то близко находились люди.

И в самом деле, этот утолок был обитаем.

В нескольких шагах от воды стояла покосившаяся, жалкая лачужка. Растянутые около нее для просушки сети, невода, небрежно кинутые у самого входа весла прямо говорили, что хозяин этой лачужки был рыбаком.

Около входа в хижину, на небольшой прикрытой травой прогалинке, на камне сидел старик, нежась в догоравших лучах солнца. Он был согбен. Голова его и длинная борода были белы как снег.

Сморщенное лицо с крупными чертами было очень добродушно. Выцветшие от старости глаза смотрели тепло и ласково.

Одет он был чуть ли не в лохмотья, едва прикрывавшие его пепельно-серое тело.

Впрочем, в этом уголке другой одежды, пожалуй, и не надобно было. Люди заходили сюда редко, а молоденькая девушка, склонившая голову на колени старика, никогда бы его не осудила за недостатки в одежде уже хотя бы потому, что старик, ласково гладивший ее волосы, называл ее внучкой.

Девушка была очень молода и красива.

На вид ей нельзя было дать более пятнадцати-шестнадцати лет, и это отражалось в ее невинных, чистых глазах, в беззаботном, веселом смехе и шаловливости, которая так свойственна тем переходным годам, когда в ребенке-девочке только просыпается женщина.

Она, очевидно, не сознавала своей красоты. Однако эта красота была совсем особенная. Среди красавиц Нового Рима блондинки – редкость, а эта девушка была блондинка с золотистыми волосами, ясными голубыми глазами и ярким румянцем, заливающим ее щечки.

Фигура ее была стройная, статная, с хорошо развитым бюстом, несколько приподнятыми плечами и крепкими руками. Она вся теперь дышала не только красотой и молодостью, но и совсем несвойственной женщинам юга физической силой, разлитой во всех ее движениях и придававшей ей какой-то уверенный вид.

Она полулежала на траве, охватив колени старика, и слушала его тихую речь, прерываемую время от времени нежными обращениями ее собеседника, которого она называла «добрым Лукой».

Они беседовали.

– Вот так все и устроено, внучка, на этом свете, – тихо говорил старец, – всегда так было и будет… Радость и горе постоянно чередуются друг с другом. Хорошо человеку – радуется он, счастлив, думает, так и до конца его дней будет, а в это время горе уже сторожит его и вдруг, как дикий зверь, кидается на счастливца в тот самый миг, когда он и ожидать этого не мог… И всегда так.

– И меня, стало быть, ждет горе? – вздохнула девушка.