Сад бабочек

Виктор отвинчивает крышку и протягивает ей бутылку, а сам при этом обдумывает манеру общения. Она явно не из пугливых и довольно спокойно воспринимает все произошедшее.

– Как правило, на этом знакомство не заканчивается.

– Добавите пикантных подробностей? Вы любите плести корзинки и плаваете на длинные дистанции, а Эддисон щеголяет по улицам на каблуках и в юбке?

Брэндон бьет кулаком по столу и повышает голос:

– Ваше имя?

– Вы не очень-то учтивы.

Виктор закусывает губу и с трудом сдерживает улыбку.

– Не могли бы вы представиться?

– Пожалуй, нет. Не думаю, что мне бы этого хотелось.

– Некоторые зовут вас Майей.

– Так зачем же спрашивать?

Эддисон с шумом втягивает воздух, но Виктор не обращает внимания.

– Нам хотелось бы знать, кто вы и как здесь оказались. Мы помогли бы вам вернуться домой.

– А что, если я не нуждаюсь в вашей помощи?

– Тогда странно, почему вы не отправились домой раньше.

В этой полуулыбке и чуть приподнятой брови можно увидеть одобрение. Она довольно красива. Бронзовая кожа и светло-карие, почти янтарные глаза. Но с ней не все так просто. Ее улыбку придется заслужить.

– Думаю, мы оба знаем ответ. Главное, что я уже не там, верно? А домой могу вернуться и отсюда.

– А где ваш дом?

– Даже не знаю, существует ли он теперь.

– Мы тут не в игры играем, – ворчит Эддисон.

Майя мерит его холодным взглядом.

– Нет. Конечно же, нет. Погибли люди, столько жизней поломано… И уверена, вам пришлось оторваться от важного матча.

Эддисон краснеет и вздергивает повыше молнию куртки.

– Не похоже, что вы нервничаете, – замечает Виктор.

Она пожимает плечами и делает глоток, осторожно обхватив бутылку забинтованными руками.

– А должна?

– Людям, как правило, не по себе от разговоров с ФБР.

– Не вижу особой разницы с разговорами с… – она прикусывает рассеченную нижнюю губу.

– С кем? – мягко уточняет Виктор.

– С ним, – отвечает она.

– Человек, который удерживал вас, вы говорили с его садовником?

Майя качает головой.

– Он был Садовником.

* * *

Только не думайте, что я называла его так из страха или почитания, или из ложного чувства приличия. И вообще не я его так назвала. Это имя, как и многое другое, появилось от нашего незнания. Если мы чего-то не знали, то просто додумывали или постепенно теряли к этому интерес. Думаю, это какая-то форма прагматизма.