Белый Клык

Этот ужас несмотря на всё добирался до самых глубин их угнетённого долгой усталостью сознания, добходило до самых тайников памяти, выдавливая из него, как сок из виноградных ягод, всё наносное, пустое, любые проявления самомнения и спеси, эти сущности, веками следующие по стопам человека, нависая над ними и напоминая каждую секунду, что они жалкие двуногие ничтожества, смертные и затравленные животные, пыль, мелкая мошкара, летящая, бредущая всегда наугад, живущая игрой случая и не ведающая о незыблемых законах кухни Матушки Природы.

Минул час, миновал другой. Серый, приглушённый свет короткого северного дня начинал меркнуть. В зловещей мертвецкой тишине откуда-то из страшной дали слышался вибрирующий, слабый пока волчий вой. В доли секунды он взвивался от низких тихих нот до свой самой высокой ноты, и задержавшись на ней, вибрируя и не теряя силы, постепенно сошёл на нет. Странны были эти звуки. Так должно быть, воет в аду страдающая, бесприютная душа. И только животная дикая ярость, ощущавшаяся в нём, говорила о том, что это воет страшно голодный волк.

Услышав вой, шедший впереди остановился и бросил вопросительный взгляд в лицо второго, бредшего позади саней и тогда они кивнули друг другу. И снова наспупающий сумрак незримым остриём пронзил звериный вой. Два ходока остановились и прислушались, пытаясь определить направление источника звука. Звук летел из только пройденных ими ледяных просторов.

Снова прозвучал вой, но теперь это был ответ, и нёсся он из зарослей откуда-то левее.

– Билл! Это за нами погоня! – сказал шедший впереди. Хрипло, нереально и принуждённо звучал этот голос, как будто человек был давно болен и даже слова давались ему с трудом.

– Мясо стало редкостью! С гулькин нос еды! – ответил его комрад, – Я давным-давно не видел ни одного заячьего следа.

После этого, ничего не говоря, они долго вслушивались в тягучий вой, который, казалось, стлался по их следам.

Как только упала полная темнота, они направили собак к черневшим на берегу елям и стали устраивать привал.

Домовина, поставленная теперь у костра, служила им одновременно и сиденьем и столом. Волкодавы-волкопсы, скопившись на другой стороне костра, повизгивали и порой устраивали мелкие, яростные свары, но иметь дело с окружающей кромешной темнотой, и отбегать в лес, желания не изъявляли.

– Что-то не нравиться мне, как они жмутся к огню! – прокомментировал Билл.