Тео!

Тео!

Александр Левин

История одной любви. Безымянный художник поет ностальгическую песнь к матери и брату.

Александр Левин

Тео!

Посреди песчаной проселочной дороги неровной лентой вихляя меж редкого, но густо окрашенного хной кустарника, уходит в темнеющую зелень хвойного леса струя сиреневого, мерцающего света, пронизывая легким, элегантным мазком в завихрениях акварельной кляксы – густой, вязкий туман.

Небо клубится тёмно-фиолетовыми жирными мазками пышных туч и периодически пробивается, точно кость собаки, предвосхищающая ливень, древовидная нить молнии, прорывая льняную ткань небесного холста. Грома нет, но, судя по мыльному горизонту, у соседней деревни – скоро ударит изо всех сил, сотрясая твердь земную и заставляя тощебрюхих шакалов выть в полях в густую бездну. Широкими и глубокими, но неровными линиями, мерцающая глубина сиреневого и тонкая полоса над ней серого, уводит караван курчавых облаков за еле виднеющуюся дымку полупрозрачных бликов к далёкой полярной звезде. Глубина эта пульсирует на горизонте и вводит в состояние покоя и сладостной неги. Сумерки тают под натиском черничной наготы приближающейся ночной мглы. Становится прохладно и колючая сырость набегает, равно как и стелющийся по дороге молочный туман со стороны леса, крадучись.

Брызги пурпурного, крайне своеобразно, как мне видится, дополняют замшелый, с редкими проплешинами, грязно-серый подклад на бархате моего камзола. По крайне мере, я думаю, что это камзол. Длинную одежду, зауженную в талии, которую, видимо, носили под кафтаном служащие из далекого, прекрасного прошлого, я нашёл на чердаке в огромном чугунном сундуке. Камзол, я имею ввиду. Не брата. Тео был со мной всегда, сколько себя помню. Поэтому искать его смысла не имело. Камзол же лежал на дне древнего сундука, а под ним, в плащаницу укутанный, под тлеющей от сырости и плесени, разобранный лакированный треног, палитра и двенадцать слегка помятых серебряных тюбиков краски.

Камзол сейчас промок от осенней мороси насквозь, и шелковые нити на крупных, латунных пуговицах совсем обвисли так, что не застегнуть. Старый совсем. У широких рукавов у запястья крошится алый бархат и л?н у воротника стирается в пыль. Не восстановить теперь. А ведь я его наш?л в один из солнечных погожих дней сухой осени после тяжёлого трудового дня на ферме, где мы держим крупный рогатый скот и выращиваем рожь.