Рога

– А ты знаешь, что нужно мне? – спросила она.

– Что?

– Еще один пончик, – сказала Гленна, заглянув в открытую коробку. – Как ты думаешь, еще один пончик будет о'кей?

– А что тебя держит? – спросил Иг ровным незнакомым голосом.

– Я уже съела один и совсем не голодна. Я просто хочу его съесть. – Гленна повернула голову и взглянула на него перепуганно-жалко и умоляюще. – А я бы хотела съесть всю коробку.

– Всю коробку, – повторил Иг.

– Я не хочу даже пользоваться руками. Мне хочется просто залезть в коробку мордой и жевать.

Я знаю, что это грубо и некрасиво. – Она пересчитала пончики, трогая их поочередно пальцем. – Шесть. Думаешь, это будет о'кей, если я съем еще шесть пончиков?

Игу с трудом думалось о чем-либо, кроме собственной тревоги и ощущения тяжести в висках. То, что она сейчас сказала, не имело никакого смысла, было еще одной частью противоестественного, похожего на дурной сон утра.

– Если ты сейчас треплешься, так лучше кончай. Я же сказал тебе, что плохо себя чувствую.

– Я хочу еще один пончик, – сказала Гленна.

– Ну и с богом, вперед. Это ничуть меня не колышет.

– Ладно, так я и сделаю. Если ты думаешь, что это нормально.

Гленна вытряхнула из коробки пончик, разорвала его на три части и начала жевать, засовывая в рот кусок за куском и даже не глотая.

Вскоре у Гленны во рту оказался весь пончик, ее щеки надулись. Она негромко поперхнулась, глубоко втянула воздух носом и начала глотать. Иг взирал на это с отвращением. Прежде он ни разу не видел, чтобы она делала что-нибудь подобное, да и вообще не видел, чтобы кто-нибудь делал что-нибудь подобное с того времени, как они младшеклассниками дурачились в школьной столовой.

Покончив с пончиком, Гленна несколько раз судорожно вздохнула, обернулась и бросила на него тревожный, озабоченный взгляд.

– Мне это даже не нравится, – сказала она. – Живот заболел. Как ты думаешь, съесть мне еще один?

– Зачем тебе есть этот пончик, если у тебя живот болит?

– Чтобы растолстеть по-настоящему. Не так, как сейчас.

Растолстеть так, чтобы ты не хотел иметь со мной никакого дела. – Кончик ее языка высунулся и потрогал верхнюю губу – это был признак крайней задумчивости. – Прошлой ночью я сделала нечто отвратительное. Я хочу тебе об этом рассказать.

У Ига снова промелькнула мысль, что в действительности ничего этого не происходит. У него своего рода горячечный бред, навязчивый и настоятельный, убедительный в мельчайших деталях. По экрану телевизора пробежала муха.