Былины Окоротья

Выудив из его недр маленький мешочек, он запустил в него пальцы и растёр между ними щепоть какого-то чёрного порошка. Прежде чем Всеволод сообразил, что к чему, колдун ткнул пальцами ему в лоб, мазнув по нему снизу вверх, словно муху раздавил.

Не ожидавший подвоха воевода на мгновение опешил. Этой заминки морокуну хватило, чтобы захлопнуть перед ним резные двери.

Все ещё пребывая в замешательстве, Всеволод дотронулся до чела рукой. На пальцах чернильной, маслянистой бахромой расплылась странная мерзость.

Воняла непонятная дрянь неимоверно.

Разозлившись пуще прежнего, окольничий в сердцах пнул узорчатую дверь. На дубовых досках резец мастера запечатлел извечное противостояние бога Радогоста с великим пожирателем всего сущего – змеем Гхеересом. Отпечаток подошвы сапога окольничего, пришёлся как раз в рыло гаду. В душе Всеволод пообещал себе, что с первой же оказией, вернётся сюда с парой крепких парней из дружины и научит этих ведунов хорошим манерам. Резко развернувшись, мужчина зашагал к привязанной неподалёку Ярке.

Почуяв Всеволода, кобыла принялась прясть ушами, шумно зафыркала, шарахнулась от него в сторону.

– Уж ты-то не начинай, – раздражённо прикрикнул на неё окольничий, сдёргивая поводья с усыпанного жёлтыми цветами куста гороховика и запрыгивая в седло.

Лошадь укоризненно заржала.

– Без тебя знаю, что смердю, – огрызнулся Всеволод. Громко цокнув, он направил Ярку вниз по склону, к подножию Лысого холма.

Глинистый откос порос прядками спорыша и кустиками полыни.

Ощетинившись прошлогодними, ломкими метёлками, он полого спускался в зеленеющий бурьяном лог. Утопая в жухлых прошлогодних листьях, дно впадины скрывало узкую дорогу, почти тропку. Извиваясь и петляя, она, словно ручеёк, впадала в мощенный камнем тракт – большак, ведущий к воротам Марь-города. Однако воевода не отправился сразу к городским стенам. Завернув коня в сторону, он спустился в заросший тальником и укрытый ветвями калины овраг. Там, журча на перекатах, текла неглубокая речка.

Всеволод спешился. Поправил сбившийся чепрак. Выбрал заводь поспокойнее и наскоро умылся, распугав гуляющих у берега мальков плотвы и пескарей. Растерев до красноты лицо окольничему удалось смыть чёрную гадость. Неприятный запах вроде бы пропал, но ощущения на коже чего-то чужеродного, поганого осталось. Помянув недобрым словом ворожея, Всеволод подвёл к воде лошадь. Терпеливо ждал, пока шумно втягивающая воду сквозь удила Ярка не напьётся.