Лучезарная нимфа

У меня совсем нет денег и лекари, которых я знала, отказываются идти со мной к нищему артисту в такую погоду. Я обежала всех. Меня или совсем не пускают на порог, или, выслушав, гонят прочь.

– Так ты пришла к Руфрию! – воскликнул Корнелий, вспоминая, что у еврея не так давно поселился дальний родственник из провинции, занимающийся, и весьма успешно, целительством.

– Да, мне говорили, он лечит бедняков даже даром, – отозвалась девушка, – Но его сейчас нет, или мне так говорят. Я уже просто не знаю куда пойти и где искать помощи.

Ведь я одна, совсем одна.

Она опять заплакала, уронив на колени голову.

– Будет тебе лекарь,– вымолвил Корнелий, – Пойдем же скорее.

– Нет. Оставь меня! Ты не понял – я порядочная девушка! – сквозь слезы воскликнула она, не собираясь никуда идти.

– Да пойдем же! – начиная терять терпение, вымолвил Корнелий, – Я предоставлю в твое распоряжение своего грека-медика. Надеюсь, и ты и твой отец останетесь им довольны.

В его голосе невольно прозвучала насмешка.

Она вскочила, мгновенно меняясь в лице.

– Ты найдешь мне лекаря? Сейчас?

– Да, конечно же, и искать не надо. Это один из моих рабов.

– Тогда идем.

Она вдруг заторопилась, позабыв о том, как только что гнала этого человека прочь.

Марк все еще стоял на крыльце, вздыхая над испорченной тогой. Увидев возвращающегося вместе с девушкой хозяина, он ухмыльнулся и заметил:

– Я не сомневался в тебе, господин.

– Ты дурак, – беззлобно отозвался Корнелий, – А ну-ка брось это тряпье и ступай, приведи Эллия.

Пусть возьмет все необходимое и получше оденется.

– Кто-то заболел? – Марк сделал обеспокоенное лицо.

– Не твое дело. Пойди и позови Эллия. Вот и все.

Потом Корнелий обернулся к насквозь промокшей девушке, взял ее холодные руки в свои, намереваясь увести ее за собой в дом и дать хоть немного обсохнуть, но она, в который уже раз отшатнулась прочь.

– Тебе нужно обогреться, иначе ты заболеешь, – произнес юноша, все больше поражаясь собственному поведению.

Никогда и ни о ком он не пекся с такой заботой. Может потому, что эта девочка была такой хрупкой, прелестной, беззащитной перед людьми и непогодой, ее хотелось беречь, как драгоценный сосуд из дамасского стекла.

– Идем, не бойся же меня, я, правда, хочу лишь помочь.

Он увлек ее за собой в полумрак белого особняка, провел в жарко натопленную комнату, которая при ближайшем рассмотрении оказалась его собственной спальней.