Братство идущих к Луне

 – Какая «она»?

– С идиотками я пока что не разговаривал, и слова им не давал, – отрезал Роман. – Не заметили?

– В этот раз нет, – покачал головой Яр. – Но могли.

– Нам не нужны неприятности, – холодно произнес Роман. – Ада, ты слышишь меня? Нам. Не нужны. Неприятности. Потому что если у нас будут неприятности, мы окажемся сама понимаешь, где. Не порти это последнее лето, пожалуйста, своими бреднями. Это имущество, и имущество это не твоё. Ты поняла меня? Не твоё! Ты можешь воображать себе всё, что угодно, но ты должна сознавать, насколько шатко сейчас наше положение…

Ада слушала его, машинально кивая, и украдкой разглядывала – она всю жизнь его нет-нет, да разглядывала, словно силилась для себя понять что-то очень важное, и всё никак не могла этого сделать.

Роман был высок, статен, и, даже не смотря на возраст, сохранял во всём своем облике некую монументальность. Крупный, корпулентный, с роскошными, хоть и седыми, волосами, с капитанской ухоженной бородкой, и с некогда синими, а сейчас выцветшими, но всё равно временами яркими, глазами, Роман являл собой образец увядающей мужской красоты. И если и Ада, и Яр относили себя, стареющих, к развалинам коровника, или, в лучшем случае, барака, то старость Романа была руинами замка, не иначе. Величественного, роскошного замка. Он всегда был, и оставался, красив. И в юности, и в зрелости, и в старости.

– Ты меня слушаешь? – раздраженно спросил Роман. Ада машинально кивнула, и тут же попалась. – О чем я говорил?

– Эээ… о том, что так делать нельзя, – наугад ответила она.

– Это тоже. А ещё?

– О, господи. Что это как вещь.

– Дальше, – потребовал Роман.

– Что я старая дура.

– Это отнюдь не новость. Что я ещё говорил, Ада? – требовательно спросил Роман.

– Я… прости, я прослушала.

– Что и требовалось доказать. А говорил я, что ты не понимаешь, что там за люди. Знаешь, да. Но не понимаешь, ослиная твоя башка! Ты соображаешь, что если тебя там заметят, это будет приравнено к попытке кражи, причём у кого! Тебе мало тех глупостей, которые ты в жизни творила, ты и сейчас хочешь всё испортить? Ты понимаешь, что если тебя вот на этом поймают, ты, вместо избавления, поедешь шить рукавицы туда, где ты их уже когда-то шила? Тебе мало? Соскучилась? – Роман треснул рукой по столешнице, чашка подпрыгнула, ложечка жалобно звякнула.

 – Ещё хочешь?!

– Я всё понимаю. И кто они такие, знаю не хуже тебя, – жалобно ответила Ада. – Но… у него ушки, как у летучей мыши, Ром.